АСКЕТ

Раисе он нравился. Не читал морали на тему «не женское это дело», не пытался докопаться до причин выбора столь нетривиальной профессии. Молол что-то о своих односельчанах, какой-то Верке (похоже, жене), жаловался на разбитые вдрызг просёлки и мизерную зарплату. Раю умиляло, что Лёха по старинке называет зарплату получкой, а жену — «моя-то».
Раисе нравились все, кто не задерживался в её жизни более двух-трёх часов. Проскочили, обдали духом неведомого житья-бытья и исчезли, не оставив в памяти ни царапины. В первые часы знакомства любой казался интересным, а его жизнь — насыщенной. При этом его беды не врезались в сознание болезненными занозами. Радости его, правда, тоже не трогали. Но этого и не требовалось. Чья-то радость может затянуть, заставить нуждаться в том, кто подпитывает тебя этой иллюзией — счастье есть. Цель мимолётных знакомств — ощущение многоцветности мира, победа над пустотой. Сколько людей вокруг, все со своими делами и делишками, проблемами и проблемками. Чем быстрее менялись лица, тем больше проходило их сквозь жизнь, наполняя её движением.
За это она любила и дорогу. Мелькают мимо чьи-то дома. И пусть мелькают. Войди, вникни… Там алкаш грозит тупым кухонным ножом домочадцам. Там кто-то развёлся. Там сын, единственная надежда матери-одиночки, подсел на дурь. Мало ли что. А ты уж польстился на манящее тепло, прикипел к заоконным обитателям, тоскуешь без них, болеешь их болью. Затормозил. Остановился. Нет, мимо, мимо!
То же с городами, странами. Заманят, окутают, привяжут. А потом ностальгия? Потеря? Спасибо, не надо! Прочь от туманных призраков Фонтанки, от по-стариковски дремлющего седого Волхова, от крикливых фейерверков бухарских шелков… Мимо, мимо!
Или с мужчинами…
С подругами…
Идеал – метро. Сплошная светящаяся полоса, пробитая тёмными силуэтами, к которым невозможно привязаться. Они проносились, не успев оставить след своих забот, радостей или трагедий. Когда-то Раиса спускалась в метро и часами стояла на станциях, наслаждаясь этой не ранящей её суетой. Потом поняла — она привязалась к метро.
Пошла в проводники. Каждый рейс знаменовался новыми знакомствами. Всегда находился пассажир, жаждущий вывернуть под бутылочку всю свою жизнь в тесном купе проводницы. Выплеснуть, чтобы потом навсегда раствориться в толпе чужого города. Всё вокруг менялось, стремилось, не заставляя трудно думать о ком-то, расставаться, терять. В бегущей жизни потерь не бывает.
Тут вдруг бойкая Сашка, сама делавшая деньги на «левых» пассажирах, донесла начальству на грешившую тем же Галину. Не поделили «жирные» южные рейсы. Галина тянула больную мать и дочь-нимфетку, обзаведшуюся в свои пятнадцать нежеланным младенцем. Сашка посвящала противозаконный доход недоступным пониманию простых смертных салонам. «Палка раз в год стреляет! — смеялась она, расплёскивая по плечам идеальные локоны. — Почему бы олигарху ни прокатиться в поезде дальнего следования?». Галину уволили. Раиса ушла сама. Слишком часто стала думать о Галке и Александре. Мимо, мимо!
Такси. Там работать было легче — калейдоскоп лиц, поверхностные разговоры, огни, окна. Но тут фонарным столбом на её беговой дорожке вырос сменщик… как его звали? Кажется, Денис… Или Данила? Неважно. Решил, что разовый перепёх на заднем сидении — входной билет в большую любовь. Потом у него был отпуск. Раиса поймала себя на мимолётной мысли о его неуклюжих знаках внимания. Она уволилась.
Иваныч оказался равнодушным ко всему молчуном. До Раи ему дела не было, лишь бы поблажек не требовала. Она и не требовала. Как человеческую единицу его не воспринимала. Скорее, как некий механизм, позволяющий несколько часов вздремнуть, не прерывая пути. Дороги в сотни, а то и тысячи километров швыряли в лобовое стекло сиюминутные огни фар, незнакомые пейзажи, сменяющие друг друга посёлки и города. Попутчики забирались в кабину, чтобы сверкнуть своими судьбами и исчезнуть.