Аскетические творения. Послания

⁵⁴⁰ Данный термин (προτυπωμα) обычно обозначает у святых отцов типологический метод толкования Священного Писания. По словам замечательного греческого ученого, «типологическое толкование (τυπολογία) предполагает соответствие между прежде бывшим историческим событием и лицом и его позднейшими отображениями (αντιτυπος), которое возводит прообраз на более высокий уровень, а само по себе значительно превосходит содержание древнего обетования» (Панагопулос И. Толкование Священного Писания у отцов Церкви. Т. 1. М., 2013. С. 33). Преп. Анастасий Синаит, например, использует этот термин так: «[Следует знать,] что Бог расположен к человечеству паче всякой твари в двух отношениях: во-первых, потому, что [человек] есть произведение Его собственных рук и предызображение Его Домостроительства, будучи, как и Христос, незримым и зримым, смертным и бессмертным живым существом; а во-вторых, потому, что [Христос] стал человеком, сродным и единосущным нам, единоплеменным и единовидным с нами» (см. наш перевод: Преподобный Анастасий Синаит. Вопросы и ответы. М., 2015. С. 56).

⁵⁴¹ Р. Синкевич в своем примечании (р. 285) указывает, что здесь идет речь о молитве Иисусовой.

⁵⁴² В Синодальном переводе: «Могучий лев погибает без добычи». Однако в Септуагинте и у свт. Феолипта стоит слово μυρμηκολεων, которое переводится как «муравьиный лев», что в точности передано в церковнославянском переводе (мраволев). Это слово обозначает редко встречающееся насекомое, личинка которого отличается необычайной прожорливостью, хитроумно заманивая в свою ловушку и ненасытно пожирая прочих насекомых, особенно муравьев. Свт. Феолипт явно называет «муравьиным львом» лукавого. Впрочем, такое экзотическое насекомое было известно, скорее всего, немногим, а поэтому у преп. Нила мы встречаем следующее толкование Иов. 4, 11: «Великий Иов, желая показать злокозненность страсти, изобразил для нее сложное наименование, составив из имен самого отважного льва и ничтожнейшего всех тварей муравья, потому что нападения страстей начинаются маловажными представлениями, неприметно вкрадываясь наподобие муравьев, а последствия делаются весьма важными для подвергающегося сим нападениям и не меньше опасны, как и нападения льва. Почему подвижнику надлежит тогда бороться со страстями, когда приступают они, как муравьи, приманкою предлагая свою ничтожность. Ибо если успевают достигнуть крепости льва, делаются непреоборимыми и сильно угнетают, если не давать им пищи; пищею же их, как говорено уже было неоднократно, служат посредством чувств входящие образы страстей, потому что образы сии питают страсти, каждый кумир преемственно водружая в душу» (Творения преподобного Нила Синайского. М., 2000. С. 276).

⁵⁴³ Отцы Церкви и церковные писатели часто толковали эти казни в духовном смысле. См., например: «То, что происходило с египтянами, зримым образом теперь духовно происходит с нами. Ибо Египет — образ века сего. Первая казнь — когда воды превратились в кровь. Египетские воды непостоянны, и учения философов сомнительны. Воды по заслугам превращены в кровь, ибо они (философы) телесно мыслят причины вещей. Но когда Крест Христов дает этому миру свет истины, он поразит этот мир подобного рода наказаниями, чтобы тот из наказаний признал собственные ошибки», как писал Исидор Севильский (см.: Библейские комментарии отцов Церкви и других авторов. Ветхий Завет. Т. НЕ М., 2010. С. 58).

⁵⁴⁴ Ср. у Климента Александрийского, который увещевает пользоваться совокупностью Писаний, «всякий раз находя нечто спасительное. Особенно важно здесь Десятисловие, данное через Моисея, которое простой однородной десятерицей заповедей описывает область спасения через наименование грехов, от которых нужно уклоняться» (Климент Александрийский. Педагог. М., 1996. С. 278).

⁵⁴⁵ Так мы сочли возможным переводить термин ό πρακτικός, который, начиная с Евагрия Понтийского, в монашеской письменности традиционно обозначает монаха, успешно подвизающегося на первой стадии духовного преуспеяния, которая органично перерастает в стадию умного созерцания и ведения (гносиса).

⁵⁴⁶ Перевод свободный и несколько модернизированный; в тексте — του πράγματος (от «дела», «вещи», «предмета»).