Однако история развертывает перед нами совсем другую картину. [1459]
Для выяснения того, как действительно обстояло дело, особенно типичны отношения между двумя указанными идеалами в Палестине в V и VI столетиях. Нет никакого сомнения, что в V столетии центр тяжести всего монашеского движения был переставлен именно сюда. Как по числу, так и по авторитету своих монахов Палестина затмевает в это время прочие провинции. Причина этого заключается преимущественно в могущественном порыве религиозной жизни в Палестине, который производили возраставшие паломничества к святому городу. Возвысившееся значение страны благоприятствовало прямо и косвенно также и монашеству, которое здесь развивалось. [1460]
Уже географическими отношениями обусловливалось то, что на почве Палестины встретились влияния обеих стран, которые до сих пор давали главнейшие импульсы для развития монашества. [1461]
Самые выдающиеся святые Палестины суть по рождению Каппадокийцы, – и «Правила» Василия полагаются в основу жизни палестинских монастырей. Но столь же известна здесь и «Жизнь» Антония; рассказы и изречения египетских пустынников входят в состав распространенного в монастырях предания.
Если где, то именно здесь можно ожидать расхождения обоих идеалов монашества, и это ожидание, по-видимому, оправдывается, – тем более, что мы находим в Палестине обе формы не только многочисленными, но и известным образом корпоративно связанными. Анахореты и обитатели лавры стоят под одним главой (ἀρχιμανδρίτης, ἔξαρχος), на вершине киновии равным образом находится предстоятель с этим же именно титулом. Но уже сам способ их избрания показывал, что здесь не было никакой борьбы, напротив, господствовало полное единодушие: оба предстоятеля с их заместителями поставлялись общиной монахов и утверждались патриархом Иерусалимским; по временам обе должности объединялись даже в одной личности. [1462]
Эту организацию можно проследить еще до начала V-го столетия, и она уже сама по себе доказывает, что внутри монашества чувствовалось больше связи, чем противоположности. Даже более. Обе формы не только мирно стоят рядом, но они являются даже в органической связи между собой. Из лавры, которая возникла близ келии одного великого пустынника, могла, по мере возрастания учеников, образоваться киновия, или ее включали в киновию.
Но также и киновиты, которые чувствовали в себе стремление и силу к анахоретской жизни, могли делаться пустынниками. [1463]
Тот, который делался анахоретом, очень часто прежде был в киновии; считалось именно более правильным пройти школу киновии, прежде чем вступить в лавру.
В этой практике, позволявшей от киновитской жизни переходить в более зрелом возрасте к жизни анахоретской, заключается уже ясное указание на то, какое отношение достоинства и порядка установилось между обоими видами монашества: киновия – элементарная школа, анахоретская жизнь – высшая ступень совершенства. [1464]
Таким образом, намерения Василия представить киновитский идеал монаха, как высший по достоинству, не могло достигнуть цели. Киновия оказалась стоящей на втором месте и, как кажется, этот порядок получился сам собой, без всякой борьбы. Этот результат при более близком рассмотрении, теряет свою неожиданность. Идеал Василия был в основе полон противоречия. Василий восхвалял, как высшую цель, собранность мыслей в Боге, а высшим счастьем считает восхищенное созерцание божественной красоты.
Но как эта цель могла соединяться с обязанностью труда для других, – с предписанием связать себя до смерти строжайшим послушанием?
Вечное руководство и контроль со стороны другого может только ослабить, понизить самочувствие, которое дает смелость стремиться к Высочайшему.
Конфликт, в котором оказался Симеон Богослов с монастырскими братьями вследствие своей уединенной жизни, не случаен. Киновита, который серьезно понимал свою религиозную задачу, община постоянно осаждала требованиями, и всячески рассеивала его стремление, когда он хотел сосредоточиться в целях созерцательного единения с Богом.
Достигнуть этой цели мог надеяться только анахорет, и, если понимать последование Христу в монашеском смысле, то было вполне последовательным, что, вопреки Василию, только в эремите обычно видели всецелого, настоящего ученика Христова.
Общежитие тем менее могло бороться с анахоретством из-за преимущества, что собственное преимущество, которым, по намерению Василия, должен владеть этот идеал, не могло в действительности проявиться.