Аскетизм по православно-христианскому учению. Книга первая.

Продолжая решение этого вопроса в частности, стараясь отметить конкретные, наиболее рельефные проявления аскетизма в исторической жизни человечества, г. Пономарев останавливается прежде всего на буддизме, [692] а затем переходит к общей характеристике аскетических воззрений, выработанных на эллинской почве. Здесь автор характеризует с интересующей его стороны учение Пифагора, [693] а затем – и другие философские направления, рассматривая их лишь с точки зрения основного принципа, а также со стороны форм проявления и осуществления аскетического начала. [694]) [695] Основной принцип греческой философской морали, а следовательно, и аскетизма, которым следует признать бесспорно добродетель (ἀρετή), [696] – проявлялся, в частности, в следующих видах и формах собственно аскетического поведения: в форме нищеты, воздержания и целомудрия. [697] В осуществлении аскетического принципа в греческой философии проглядывает не подвиг самоуничтожения, как в буддизме, а, наоборот, решительно заявляет о себе идея самовозвышения, как необходимый результат добродетельной жизни человека. [698] Давая такие общие определения, автор не старается оттенить специфически характер греческого философского аскетизма, его существенную отличительную особенность. А эта особенность заключается в дуалистическом воззрении на природу человека, причем разум (νοῦς), как начало божественное, решительно противополагается телу, как элементу случайному по отношению к истинной природе человека, а по своей сущности прямо злому, не должному. [699] Отсюда и аскетизм, насколько имела его в виду греческая философия, имел целью освобождение духа от уз материальности, телесности, чувственности. По сравнению с целью аскетизма христианского, указанный принцип различается существенно, а между тем г. Пономарев считает возможным утверждать, что «причина неуспешности греческого мудреца при достижении идеала нравственного совершенства» заключалась в отсутствии «силы» (естественной и благодатной), «как принципиальной возможности приводить в надлежащее исполнение свое желание». [700] Следовательно, само понимание существа, свойств и содержания «добродетели» признается г. Пономаревым правильным.

Автор в данном случае несомненно слишком упростил свое дело и без достаточного основания уклонился от всякого изучения философской литературы по данному вопросу. Вместо того, чтобы неизменно оставаться в пределах исключительно святоотеческих писаний даже при изложении воззрений эллино-классической философской этики (собственно аскетики), как это мы видим у автора, ему следовало бы изучить и представить в разбираемом отделе сочинения определение «добродетели» и главнейшие, по крайней мере, основные этические, собственно аскетические, воззрения хотя бы только Платона и Аристотеля. И это, по нашему убеждению, было бы делом не только не излишним, но прямо полезным и даже – в известной мере – необходимым в виду того неоспоримого и, кажется, серьезно ни кем не оспариваемого факта, что определения главнейших этических понятий, по крайней мере, с формальной стороны, заимствуются у классиков и христианскими писателями, что особенно нужно сказать о той эпохе, которую имеет в виду автор в своем сочинении.

По словам покойного проф. В. В. Болотова, «прямо или косвенно, путем непосредственного изучения философских сочинений, или через посредство той суммы философских представлений, которая усвоена образованным обществом, христианские писатели становились в то или другое отношение к современной им философии и обыкновенно поддавались её влиянию. Если учение церкви давало содержание их воззрениям, то философия была той призмой, через которую оно проходило. Влияние философии не было только формальным: оно отражалось не только на языке, не только на форме изложения, но привносило нечто и в самое содержание учения церковных писателей». [701]

Лучшим расцветом, высшим завершением всего предшествовавшего поступательного движения философской мысли греческого мiра должна быть признана без колебаний система Платона, обнявшая в своих построениях, особенно в форме неоплатонизма, всю сумму не только научных, но отчасти даже и религиозных интересов своего времени. Таким образом, философское направление, в то время господствовавшее, было почти безраздельно платоновское. «Платон был последним авторитетом неоплатонизма, в то время процветавшего, – он же считался авторитетом и другими вообще философскими направлениями». [702] Естественно, что в науке и образованном обществе IV века распространены были преимущественно термины и понятия, развившиеся на почве Платоновой философии, которая давала основной тон и господствующее направление как научным построениям, так и философским и даже отчасти богословским спекуляциям того времени.