Аскетизм по православно-христианскому учению. Книга первая.

«Относительно девства, говорить Апостол я не имею повеления Господня, а даю совет» (γνώμην δὲ δίδωμι). Γνώμη – воззрение, суждение, заключение, решение; указатель, масштаб. [742] Апостол говорит, следовательно, что он не имеет «повеления», т. е. ясно выраженного правила и предписания, как именно поступить в данном случае. Поэтому он и предлагает собственное решение этого вопроса, имеющее, впрочем, не человеческий авторитет только, поскольку оно постулирует к просвещающему и наставляющему Апостола «на всяку истину» Духу Святому. [743]

По отношению к учению Спасителя о браке учение его Апостола представляет собой «вывод», «заключение», приметное именно в данном случае, в виду конкретных, особенных обстоятельств коринфских христиан. [744] Поэтому-то Апостол, настаивая на своем апостольском авторитете [745] и указывая на то, что он просвещается Святым Духом, [746] тем не менее решительно отличает свое учение о браке и безбрачии от учения Христа. [747]

Γνώμη применяется не к одному брачному вопросу, а прилагается еще, напр., и к милостыне: καὶ γνώμην ἐν τούτῳ δίδωμι. [748] Наставление Апостола называется здесь γνώμη, очевидно, потому, что оно есть применение и приложение общего учения о милостыне к данному определенному случаю, в определенной форме осуществления общеобязательной заповеди. [749]

Но в понятии христианских «советов» мыслится также субъективный момент, – разумеется одушевленное, охотное исполнение заповедей, так что γνώμη указывает на полную внутреннюю охоту осуществления идеи о долге. [750] Отсюда γνώμη, как одушевленное исполнение заповедей, не связывается с каким-либо частным делом, с определенным объектом, а относится преимущественно к внутреннему настроению. Таким образом, идеи «совета» и «заповеди» не исключают друг друга, но находятся во взаимной внутренней связи. По словам св. И. Дамаскина, «если человек сделает выбор, но не будет настроен в отношении к тому, что выбрано, не проявит своей любви, то этого нельзя назвать γνώμη, (ἐὰν κρίνῃ, καὶ μὴ διατεθῇ πρὸς τὸ κριθὲν, ἤγουν ἀγαπήσῃ αὐτὸ, οὐ λέγεται γνώμη). Только то решение называется γνώμη, которое сопровождается сердечным влечением, любовью к избранному» (διατίθεται, καὶ ἀγαπᾷ τὸ ἐκ τῆς βουλῆς κριθὲν, καὶ καλεῖαι γνώμη). [751]

Из представленного анализа видно, что γνώμη, «совет» не выходит из пределов заповеди, а потому путем исполнения советов едва ли можно как-то «более» осуществлять заповеди Христа.

Многие из указанных недочетов, если не исключительно, то в значительной степени, объясняются тем, что г. Пономарев не счел нужным изложить и анализировать те предпосылки для христианского аскетизма, которые содержатся в учении Христа и его Апостолов. Отсюда в значительной степени зависит недостаточность, неясность и неопределенность последующего хода научных построений г. Пономарева.

Остальные страницы «введения» (41–63) посвящены аскетизму первых трех веков христианства.

Здесь имеется в виду как «внешняя», «фактическая» сторона, христианского подвижничества данной эпохи, так и его «принципиальная» основа. [752]

Что касается форм осуществления и видов проявления аскетизма, то в этом отношении следует принять во внимание, что аскетами в эту эпоху назывались или «великие молитвенники», [753] или «постники», [754] или «нестяжатели» [755] или, наконец, «девственники». [756] Обычно· те или другие христиане посвящали себя специально прохождению какого-либо одного из выше поименованных подвигов, хотя, конечно, некоторые лица старались осуществить в своей жизни тот или иной вид самоотречения в связи с другими подвигами. [757]

Как на отличительную особенность аскетизма первых двух с половиной веков христианства по сравнению с эпохой последующей, г. Пономарев справедливо указывает на то бесспорное и очень характерное наблюдение, что аскеты трактуемого времени не удалялись из общества в пустыни, не уединялись от других людей, а проходили свой подвиг в том же круговороте жизни, где существовали и действовали все другие люди, занимаясь тем, к чему располагались личными наклонностями и способностями, а также своим общественным положением. [758] В объяснение указанной особенности г. Пономарев приводит общеизвестные факты, из которых, по обычному пониманию дела, вытекали, с одной стороны, ненужность, а с другой – неудобство или даже прямая невозможность уединяться или, точнее и правильнее сказать, образовывать отдельные, обособленные организации и союзы в уединении, – монашеские общества.