Аскетизм по православно-христианскому учению. Книга первая.

В виду этого немаловажного обстоятельства г. Пономарев имел научный долг тщательнее анализировать антропологическое учение св. Григория с целью выделить указанные, далеко не однородные по своему достоинству, слагающие его элементы. Во всяком случае он должен был выполнить хотя minimum такого требования, рельефно оттенив, по крайней мере, те черты в учении св. Отца, которые ни в коем случае не могут быть названы выражением библейско-церковного учения, а являются элементами случайными, привходящими. В противном случае не будут надлежащим образом охарактеризованы специфические особенности богословского обоснования аскетизма, собственно христианского. Так, напр., у св. Григория в описании и изображении неповрежденной природы невинного человека можно ясно различить, – как и действительно различают некоторые исследователи, [789] – собственно два основных направления, не всегда примиренных, согласованных между собой, а в общей концепции св. Отца примиренных лишь, так сказать, формально, но не по существу.

Св. Отец в изображении состояния идеального человека преимущественное внимание сосредоточил на той стороне его природы, которой он призван стоять в единении с Богом, подобно духам бесплотным, [790] тогда как ту другую сторону человека, по которой он должен был войти в ближайшее, органическое отношение к мiру видимому, чувственному, св. Отец оставил в тени, постарался всячески игнорировать ее, затушевать. Одна группа мыслей св. Григория была направлена и последовательно приводила собственно к решительному и принципиальному отрицанию даже вообще тела у невинного человека [791] и почти к полному отожествлению природы идеального человека с природой бесплотных духов. «Люди, как и ангелы, по представлению св. Григория, первоначально были духами, чуждыми связи с грубым веществом. Невидно разности и в духовной их природе». [792]

Во всяком случае св. Отец не был чужд этой тенденции, роднившей его более с оригенизмом и неоплатонизмом, чем с церковно-библейским учением по этому вопросу. [793]

Однако, с другой стороны, Григорий Нисский сознательно никогда и ни в чем не хотел уклоняться от учения Церкви, к которому он относился с величайшим уважением. [794] Поэтому он не мог не признать в первосозданном человеке изначального присутствия материального элемента, т. е. тела, в качестве необходимого для обитания на земле и «обладания» ей органа человеческого духа. [795] К принятию этой истины располагали св. Отца и особенности его собственных коренных воззрений на мiр и положение и значение человека в мiрe, – начала его богословско-философской космологии. [796]

Для примирения указанных двух, трудно согласуемых между собой, течений и направлений мысли, св. Григорий, допуская материальность субстанции тела, отрицает в нем присутствие и наличность чувственно-эмпирических, общих у человека с животными свойств и качеств, и вместе с тем учит о двух творениях или, точнее, о двух творческих актах, двух особых моментах в деле творения человека Богом, – идеальном, в уме Божественном, с одной стороны, – и фактическом осуществлении божественной идеи о человеке, с другой, причем божественное предведение уклонения человека от высшего назначения обусловило очень важные особенности в осуществлении творческого плана о человеке по сравнению с нормой, в смысле чуждых образу Божию прибавлений животной природы. [797] Святитель представлял и изображал идеально-чистую природу невинного человека, отрешенную от всех физических и материальных условий – которые могли бы своим влиянием на организм человека производить в нем какие бы то ни были изменения, напоминать в каком бы то ни было смысле и степени разложения. [798]

Отсюда проистекало отрицание не только изначальности полового различая в человеке, как свойства собственно животной природы, и особенности, не принадлежащей к сущности человека, [799] но и отрицание обычного физического способа питания невинного человека. [800] Одним словом, по изображению св. Отца, настоящее состояние людей падших ни в малейшей степени не представляет сходства с блаженным состоянием природы невинной; это последнее являло собой совершенно особую, решительно несоизмеримую с настоящей, и для нас теперь не представимую форму бытия. [801]

В живом мiровоззрении св. Отца, а также и в его творениях оба указанные течения мысли разнообразно переплетаются между собой, видоизменяются, разнообразятся, то приближаясь одно к другому, то обостряясь, как бы расходясь в разные стороны. Во всяком случае факт этой двойственности несомненен, и без выяснения его при изложении учения св. Григория всегда можно допустить существенную неточность, представивши это учение односторонне.