Аскетизм по православно-христианскому учению. Книга первая.

В аскетических писаниях других свв. отцов церкви понятие καθαρότης получает, правда, более реальный, содержательный смысл и притом смысл иной по сравнению с тем, какой ему придается у Григория Нисского. Так, напр., преп. Исаак Сирин на вопрос: «что такое чистота?» – отвечает: «сердце милующее всякую тварную Природу» (τί ἐστιν ἡ καβαρότης συντόμως; καρδία ἐλεήμων ὑπὲρ πάσης τῆς κτιστῆς φύσεως). [822] Святой Отец решительно различает чистоту ума и чистоту сердца (Ἄλλη μὲν ἐστιν ἡ καθαρότης τοῦ νοός, ἑτέρα δὲ τῆς καρδίας) [823] причем последней отдает решительное предпочтение перед первой. [824] По учению Евагрия, очищает душу именно добродетель. [825]

Что касается нетления (ἀφθαρσία) то г. Пономарев в общих выражениях разъясняет, что оно относилось свв. Отцами главным образом к телу, означало, вообще, неразрушимость, и стояло в зависимости всецело от общения человека с Богом. [826]

Г. Пономарев взял, таким образом, означенное понятие в смысле общем, неопределенном, отрешенном от конкретных определений, с которыми оно является у Григория Нисского. Мало того, – он его видоизменил и лишил характерности, так сказать, оторвал от почвы, обесцветил. «Нетление, которым обладал невинный человек, означало, по Григорию Нисскому, свободу вообще от всех физических изменений первосозданного организма». [827] В системе св. Отца понятием «нетления» необходимо требовалось, обнималось и в нем содержалось, в частности, отрицание разделения на полы, а также отрицание физического способа питания невинного человека. [828]

Субъективно, во внутреннем мiре самого человека, нормальное состояние его неповрежденной природы отражалось переживанием «блаженства» (μακαριότης). Г. Пономарев поясняет этот термин в смысле «спокойствия» духа человеческого. [829] И в данном случае г. Пономарев остается до конца верным раз принятой формальной точке зрения. Что́ определенного дает нам стереотипное выражение: «спокойствие духа»? Ведь с ним можно соединять какой угодно смысл. История христианского аскетизма, действительно, представляет нам примеры различного понимания «спокойствия духа», как идеальной цели стремлений подвижников.

Между тем даже у одного Григория Нисского можно было найти данные для более точного и содержательного определения понятия блаженства – μακαριότης. [830]

Отмеченные нами особенности в изображении г. Пономаревым состояния идеальной природы невинного человека, – почти исключительно господство формальной точки зрения и оперирование преимущественно с метафизическими, абстрактными понятиями, – возбуждают большое недоумение по вопросу о том, каким образом такое именно чисто теоретическое, абстрактное познание идеальных особенностей человеческой природы может относиться к действительному обычному психологическому процессу самопознания человека, поскольку в этом живом процессе, по описанию самого автора, идеальная, нормальная сторона природы человеческой уясняется и познается путем действительного переживания и логического выделения из общей совокупности явлений внутренней жизни добрых стремлений духа, имеющих своим предметом Бога, как Любовь, Добро и Красоту. [831]

Рассматриваемая постановка вопроса оказывается, таким образом, очень мало плодотворной для христианской аскетики. В этом невольно сознается и сам автор, который в силу этого, центр тяжести почти всецело и исключительно переносит на познание природы человека в падшем или «ветхом» состоянии. [832]

По словам г. Пономарева, «познание человеческой природы в ее невинном состоянии имело громадное значение в нравственном мiровоззрении свв. Отцов: это познание говорило им, что процесс жизни, дарованной Творцом первому человеку, представлял из себя не что иное, как постоянное положение человека в Добре, которое по природе являлось прежде всего Само Божество, а потом и все то, что так или иначе носило на себе печать божественности; такой именно образ жизни был идеальным, к жизни подобного рода была приспособлена положительно вся природа человеческая, по естеству чистая и нетленная. Упомянутая мысль представляла, так сказать, нравственную идею догмата творения и райского состояния человека. Но имея такое значение в святоотеческом нравственном мiровоззрении вообще, означенное познание тем не менее взятое само по себе, слишком мало или, лучше сказать, ничего не давало для аскетики в частности». [833]

Еще резче, еще интенсивнее, еще менее прикровенно и более решительно и выпукло г. Пономарев проводит свой строжайший дуализм духа и тела в характеристике эмпирического состояния природы человека падшего.

Здесь уже безусловно несомненно, что «жизнь природы человеческой сама по себе носить характер раздвоенности», [834] строжайшего непримиримого дуализма, поскольку вся жизнь наличного человека носить резкий характер «борьбы духа с плотью», [835] стороны «доброй» с началом «злым». [836]