Асорин. Избранные произведения

— Поживете здесь два-три дня, — добавляет дон Леон, — сами увидите, как мы от всех от них отличаемся.

— И чтоб поскорее убедить вас в этом, — заключает дон Мигель, — мы решили сейчас же похитить вас.

— Сеньоры, — восклицаю я, намереваясь произнести короткую речь; но мои ораторские таланты весьма ограничены. И я удовлетворяюсь тем, что молча пожимаю руки дона Бернардо, дона Педро, дона Викториано, дона Антонио, дона Херонимо, дона Франсиско, дона Леона, дона Луиса, дона Доминго, дона Сантьяго, дона Фелипе, дона Анхеля, дона Энрике, дона Мигеля, дона Грегорио и дона Хосе. И все мы трогаемся в путь; морские раковины вновь трубят; гремят шаги по камням внутреннего дворика. Заря угасает. На улице стоит длинная вереница колясок, кабриолетов, повозок, ослов, груженных дровами для костра, сковородами и огромными сосудами из рога, полными оливкового масла. И вот тут, когда мы рассаживаемся по повозкам, среди громких криков и суеты, постепенно начинает исчезать холодность, принужденность, налет сдержанности и церемонности первых минут. Я уже коренной Санчо Панса из этой благородной Криптаны. Я еду в коляске между доном Бернардо и доном Леоном.

— Как все это на ваш взгляд, сеньор Асорин? — спрашивает дон Бернардо.

— На мой взгляд, чудесно, дон Бернардо, — отвечаю я.

Вы уже знакомы с доном Бернардо, у него серо-бело-желтая борода, он носит большие очки и с цепочки его часов свисает маленький стальной камертон. Этот камертон означает, что дон Бернардо музыкант, считаю необходимым добавить, — даже если вам это уже известно, — что дон Бернардо, к тому же, фармацевт. По дороге, когда мы едем в нашей коляске, дон Бернардо делает мне одно интересное признание.

— Сеньор Асорин, — говорит он, — я сочинил гимн Сервантесу, к юбилею.

— Замечательно, дон Бернардо, — отвечаю я.

— Желаете послушать, сеньор Асорин? — спрашивает он.

— С превеликим удовольствием, дон Бернардо, — отвечаю я.

Дон Бернардо слегка откашливается, откашливается еще раз и, пока повозка страшно встряхивает нас на ухабах, тихо запевает:

Слава Сервантесу, слава,
слава творцу «Дон Кихота»…

Ясный свет дня озаряет обширную плоскую равнину, горизонт чист, на нем не видно деревьев, и ярко-голубой мазок замыкает даль.

Коляска все едет и едет по узкой дороге. Сколько времени прошло с нашего отъезда? Сколько времени должно минуть еще? Два часа, три, четыре, пять? Не знаю, я утратил представление о времени в моих скитаниях по Ламанче.

— Сеньор Асорин, — говорит мне дон Леон, — сейчас приедем, осталась одна лига.

Некоторое время мы молчим. Дон Бернардо наклоняется ко мне и тихонечко шепчет:

— Я сочинил этот гимн, чтобы исполнить его во время юбилея «Дон Кихота». Вы обратили внимание на текст? Не могли бы вы сказать мне пару слов о моем гимне, сеньор Асорин?

— Разумеется, дон Бернардо! — восклицаю я. — Нет необходимости просить меня об этом; я патриот, и мой долг высказаться о вашем гимне.

— Прекрасно, дон Асорин, прекрасно, — отвечает удовлетворенный дон Бернардо.

Проходит полчаса, час, два, три. Коляска подпрыгивает и подскакивает, равнина все та же, серая, желтоватая, красноватая.

— Сейчас приедем, — то и дело говорит дон Леон.

— А когда приедем, — добавляет дон Бернардо, — сыграем гимн на фисгармонии в часовне.

— Сейчас приедем, — повторяет дон Леон.

Проходит час, может быть полтора, а то и два часа. Я снова заверяю вас, что среди этих равнин я утрачиваю всякое представление о времени. Но вот, наконец-то, на голом холме мы видим дом. Это церковь вильяхосского Христа. Вот мы подъезжаем. Ступаем ногами на землю. Притопываем по ней, чтобы размяться. Вот уже дон Бернардо — этот ужасный и любезный человек — ведет нас всех в часовню, открывает фисгармонию, извлекает из нее несколько жалобных арпеджио и принимается вопить:

Слава Сервантесу, слава,
слава творцу «Дон Кихота»…

У меня есть нелепая, безумная мысль, что все гимны немного похожи между собой; я хочу сказать, что по существу все они одно и то же. Однако гимн дона Бернардо не лишен некоторой оригинальности; в этом я и признаюсь дону Бернардо.

— О! Еще бы, сеньор Асорин, еще бы! — восклицает он, вскакивая из-за фисгармонии.

Затем он протягивает мне руку и добавляет:

— Вы мой лучший друг, сеньор Асорин.