Асорин. Избранные произведения

«Как мог Тобосо прийти в такой упадок?» — думаете вы, покидая площадь. «Тобосо, — говорят вам, — был раньше богатым городом, сейчас в нем и намека не осталось на то, чем он был в прежние времена». Дома, которые разваливаются, не отстраивают вновь, жители переселяются в соседние города, старые дворянские семьи — уже на протяжении жизни нескольких поколений вступавшие в близкокровные браки — вымирают, оставшись без потомства. Вы все едете и едете по улицам. И вновь видите разрушенные стены, заколоченные двери, развалившиеся арки. Где находился дом Дульсинеи? Действительно ли Дульсинеей была эта Альдонса Сарко де Моралес, о которой толкуют историки? Тобосо изобилует фамилиями Сарко, дом несравненной принцессы возвышается на одной из окраин города, по соседству с полями; еще сохранились его развалины. Спуститесь по улице, которая начинается на одном из углов пустынной площади; в глубине этой улицы видны облезлые стены седельной мастерской, поверните затем направо, потом пройдите несколько шагов и наконец остановитесь. Вы находитесь перед обширным зданием, ветхим, изборожденным трещинами, некогда этот дом, должно быть, состоял из двух этажей, но вся верхняя часть обвалилась, и сегодня старый дом почти на уровне двери, покрыт скромной низкой крышей, а неровности и трещины на стенах из благородного камня заделаны глиной.

Это и есть жилище самой восхитительной из всех ламанчских принцесс. В настоящее время здесь прозаическая маслобойня. И, чтобы довершить унижение, в знак полного разгрома, во внутреннем дворе, в углу, под вязанками из ветвей оливы, разбитые, поруганные, лежат два замечательных герба, которые прежде украшали фасад. Длинный забор идет от дома к полю и замыкает улицу…

«— Санчо, друг мой, направляйся ко Дворцу Дульсинеи, кто знает, может быть, она еще не спит, — говорил своему оруженосцу дон Алонсо, въезжая в Тобосо в полночь.

— В какой еще дворец мне направляться, ваша светлость? — отвечал Санчо. — Эта благороднейшая дама живет не во дворце, а в небольшом домике, я сам видел».

Дом предполагаемой Дульсинеи, сеньоры доньи Альдонсы Сарко де Моралес, был большим и богатым. Бросим последний взгляд на его останки; уже сгущаются ночные тени, колокола высокой массивной колокольни роняют на мертвый город свои звоны. По Чертовой улице, главной улице, возвращаются с поля несколько упряжек мулов, с глухим громыханием влача за собой плуги. И какие волнующие представления рождаются в вашей душе, когда среди этого глубокого покоя, этой атмосферы запустения и упадка вы вдруг замечаете в тени сумерек фигуру старого идальго в плаще, медленно скользящую мимо заколоченной двери, разбитых каменных плит дома, разрушенной стены, из-за которой выглядывают дикий миндаль в цвету или кипарисы…

ТОБОССКИЕ МИГЕЛИСТЫ

Почему бы не сообщить вам удивительную, неслыханную новость? Повсюду на нашей планете автор «Дон Кихота» — Мигель де Сервантес Сааведра; в Тобосо он просто — Мигель. Все относятся к нему с предельной сердечностью; все любят воображать, что были знакомы с его семьей.

— Я, сеньор Асорин, — говорит нам Сильверио, — дошел до того, что верю, будто знал отца Мигеля, его деда, братьев и дядей.

Вы представляете себе дона Сильверио? А дона Висенте? А дона Эмилио? А дона Хесуса? А дона Диего? Мы все сидим за столом, покрытым камчатой скатертью в красивых узорах; на нем расставлены чашки из фарфора, тонкого фарфора, который так приятно встретить здесь, в провинции. Донья Пилар — очень скромная и любезная дама — с превеликой учтивостью разливает нам ароматный напиток. И, посмаковав первый глоток, дон Сильверио говорит, словно вдохновленный этим нектаром, подвигнутый им к сердечным излияниям:

— Сеньор Асорин, пусть считается, что Мигель был из Алькасара, пусть; что Блас тоже из Алькасара, не возражаю; но дед, дед Мигеля, вне всякого сомнения, сеньор Асорин, дед Мигеля был отсюда.