Асорин. Избранные произведения

Куда подевались эти девушки? Я приехал в Криптану два часа тому назад; еще издали, из окошка поезда, я увидел огромный белый город на косогоре, освещенный алым, кровавым светом вечерней зари. Мельницы на вершине холма медленно вращали свои крылья; внизу расстилалась красная, однообразная, гладкая равнина. По прибытии на вокзал я увидел за оградой несколько старых экипажей — из тех городских экипажей, в которых прогуливаются идальго, из тех облинялых, пыльных, грохочущих экипажей, что каждый вечер катятся по дороге, украшенной двумя рядами низкорослых, чахлых, иссохших деревьев. Изнутри к стеклам окошек прижимаются лица дам, — я отношусь к ним с глубоким почтением, — изучающих жесты, движения, шаги этого единственного в своем роде, необычайного, таинственного пассажира, который ехал в первом классе в рваных башмаках и засаленной шляпе. Наступал вечер; экипажи уехали, стуча всеми своими деревянными и металлическими частями; я направился пешком по дороге к далекому городу. Экипажи свернули в сторону; лица этих милых сеньор — доньи Хуаны, доньи Ангустиас, или доньи Консуэло — не отрывались от стекол. Я шагал, завернувшись в плащ, медленно, как странник, сгибающийся под тяжестью своих несчастий. По одну и по другую сторону дороги стали появляться обширные ламанчские загоны для скота; потом показались беленые дома с голубыми дверями; еще дальше виднелись неуклюжие большие строения с широкими, выступающими оконными решетками с крестами. Небо постепенно темнеет; вдали едут по дороге затушеванные вечерними сумерками старые, почтенные, утомленные экипажи. По улицам идут старухи в траурных одеждах; раздаются протяжные удары колокола.

— Далеко отсюда до гостиницы? — спрашиваю я.

— Вот она, — говорят мне и указывают на дом.

Дом старинный, с гербом, косяки и притолоки у дверей — из камня; на окнах маленькие решетки; глубокие сени, вымощенные гравием. Через заднюю их дверь вы попадаете во внутренний двор, окруженный галереей с дорическими колоннами. По левую сторону — столовая. Я поднялся по ступенькам, которые ведут к ней; вошел в темную комнату.

— Кто там? — окликнул голос из мрака.

— Это я, — ответил я громко. И тут же добавил: — Приезжий.

В тишине я услышал звук часов: тик-так, тик-так; затем возник легкий шорох, — вроде прошелестело платье — и, наконец, кто-то крикнул:

— Сакраменто! Трансито! Мария Хесус!

А потом присовокупил:

— Садитесь, пожалуйста.

Куда мне садиться? Кто говорит со мной? В какое заколдованное жилище я попал?

Я робко спросил:

— Что, нет света?..

— Да, теперь его дают очень поздно.

Но тут вошла девушка со свечой в руке. Кто это? Сакраменто? Трансито? Мария Хесус? Я увидел, что сияние свечи — словно на портрете кисти Рембрандта — озаряет овальное личико с мягкой, нежной линией подбородка, с большими глазами и маленьким ртом.

— Этому сеньору, — говорит старая женщина, сидящая в углу, — нужна комната; отведи его во внутреннюю.

Внутренняя комната находится очень и очень внутри; мы проходим через дворик; проникаем в загадочную дверцу; поворачиваем направо; поворачиваем налево; проходим по узенькому коридорчику; поднимаемся по лестнице, спускаемся по другой. И наконец, вступаем в небольшую комнату с кроватью. А потом в другую узкую комнатушку с потолком, до которого можно дотянуться рукой, с застекленной дверью в стене метровой толщины и малюсеньким открытым окошком в другой стене, такой же массивной.

— Вот эта комната, — говорит девушка, ставя подсвечник на стол.

А я спрашиваю:

— Вас зовут Сакраменто?

Она слегка краснеет.

— Нет, — отвечает она, — я Трансито.

Следовало бы добавить: «Какая вы хорошенькая, Трансито!» Но я не сказал этого, а раскрыл «Дон Кихота» и погрузился в чтение. «Вдруг, — читал я при свете свечи, — они увидели перед собой в поле тридцать или сорок ветряных мельниц…» Свеча постепенно гаснет, я кричу. Приходит Трансито с новой свечой и говорит:

— Сеньор, если вам будет угодно, пожалуйте ужинать.

Поужинав, я вышел прогуляться по улицам; бледная луна заливала своим светом белые фасады и отбрасывала зубчатые тени от карнизов крыш в глубину канавы; неясные, таинственные, выступали очертания широких, старых балконов, гербов, оконных решеток с чугунной листвой и филигранью, крепких дверей, украшенных гвоздями и замечательными дверными молотками. Испытываешь глубокое душевное наслаждение, когда идешь вот так по незнакомому городу, окруженный тенями; двери, балконы, углы, апсиды церквей, башни, освещенные окна, звуки далеких шагов, жалобный лай собак, лампадки алтарей — все это постепенно пробуждает наши мысли, взвинчивает нервы, развязывает фантазию, увлекая в область грез…

Мельницы Криптаны все вертятся и вертятся.

— Сакраменто, что мне делать сегодня?