Военный комиссариат (большевик Аристов) решил остаться в доме архиерея в Кремле.
Сразу три ведомства – комиссариаты юстиции (большевик Вейнмарн), труда (большевик Трусов) и образования (левый эсер Бакрадзе) – остановились на доме Печенкина прямо напротив Архиерейской башни[509].
Комиссариат внутренних дел (левый эсер Перфильев) разместился в доме губернатора[510].
Комиссариат продовольствия (левый эсер Войцехович) выбрал помещения бывшего губернского продовольственного комитета[511]. Комитет располагался в огромном правительственном корпусе, и понятно, что в нем было много и иных учреждений, включая, например, городские органы власти.
Комиссариат торговли и промышленности (максималист Цыпин) расположился на Косе, в доме Солиной против пристани общества «Самолет».
Комиссар земледелия левый эсер Митенев и его сотрудники работали в доме Лианозова на Канаве[512].
Комиссариат судоходства (большевик Демидов) занял здание Биржи[513].
Здание бывшего дворянского собрания[514] перешло к комиссариату здравоохранения (беспартийный доктор Гузиков).
Главпочтамт вполне естественно стал местом работы комиссариата почт и телеграфов (большевик Чиркин, работавший ранее телеграфистом).
В одном из домов на Облупинской площади соседствовали комиссариат рыбных дел (беспартийного ловца Иванова скоро сменил большевик Крупнов) и комиссариат театра и искусств (беспартийный Кунышев, впрочем, этот комиссариат долго не проработал и был подчинен комиссариату образования).
За финансы отвечал народный социалист Рушевский, за железную дорогу – левый эсер Лабунский.
С комфортом обустроились и социалистические партии.
В апреле левые эсеры получили отдельный особняк для партийного штаба в доме рыбопромышленника Казбинцева[515]. Для охраны здания был выделен отряд мусульманской роты, чьи командиры симпатизировали левым эсерам[516]. Большевики въехали в дом Воробьева на ул. Почтовой. Мусульманский ревком расположился в доме Мирманова на Канаве. Максималисты предпочитали собираться в Думском зале, но получили и офис в доме Яковлева/Миллера на Канаве[517]. В реквизированных типографиях выпускались газеты: «Астраханский рабочий» у большевиков, «Молот» у максималистов, было свое издание и у левых эсеров.
Все комиссары лично ежедневно принимали посетителей. Аристов, например, вел прием на протяжении полутора часов, а некоторые комиссары – и двух.
Большевики и левые эсеры проводили собрания и лекции. Некоторые из них были платными, например у Трусова. Сборы от таких лекций шли в фонд помощи безработным и раненым красногвардейцам.
Перестройка власти
«Отношения у нас с большевиками хорошие, – рассказывал Спиридоновой и другим делегатам II съезда ПЛСР астраханец Жучков, – у нас идет вполне налаженная работа с ними.
У нас комиссары из левых с-р идут плечом к плечу во всем с большевиками»[518].
Нельзя сказать, что между большевиками и левыми эсерами весной 1918 года шла какая-то борьба за власть. В основном все вопросы решались общим согласием, а там, где имелись разные позиции, они определялись не столько партийной принадлежностью, сколько личными мнениями.
Ярким примером является судьба городской Думы. После провозглашения советской власти было не понятно, каким образом надо с ней поступить. К тому же Дума была избрана летом 1917 года и совершенно не отражала изменений в настроении астраханцев. Меньшевик Абдушели, сам бывший думским депутатом, риторически вопрошал на заседании:
«Разве кто-нибудь из нас убежден, что население нам доверяет? Думаю, что нет. Мы слышим плевки по нашему адресу, мы перестали подходить населению. В эти грозные дни население шло не за нами, а за теми, кто сражался»[519].
Возник вопрос о перевыборах Думы. Поразмышляв некоторое время, 17 февраля депутаты согласились[520].
Однако возник вопрос, зачем вообще проводить новые выборы, раз есть Советы и при Советах возникли органы исполнительной власти. 18 марта Совнарком разделился по этому вопросу.
Эсер-максималист Цыпин предложил сохранить городскую Управу, усилив ее несколькими энергичными работниками. Левый эсер Перфильев предложил Управу, наоборот, распустить, создав городской комиссариат на базе советских кадров.
Цыпина поддержали левые эсеры Войцехович, Лабунский и большевик Хумарьянц. Перфильева – большевики Крупнов и Чиркин, а также левые эсеры Бакрадзе и Митенев. Большевик Липатов воздержался[521]. В общем, значение имела не партийность, а личные отношения.
Левый эсер Пасхин рассказывал: «Большевики относились к нам очень хорошо и давали нам все те места, которые мы только попросим, и вот можно посмотреть, что комиссар земледелия, комиссар юстиции, комиссар продовольствия, комиссар тюремного ведомства, в общем, все важные политические места занимали левые эсеры»[522].
Кризис развернулся оттуда, откуда и не ждали.