Астраханский край в годы революции и гражданской войны (1917–1919)

Трудно судить, были ли для этого объективные предпосылки. Гражданская война в стране еще только тлела, хотя получивший немецкую поддержку генерал Краснов активно расширял свою власть на Дону и, наверное, мог представлять какую-то гипотетическую угрозу для Нижней Волги.

Совет народных комиссаров, скорее всего, просто решил облегчить себе работу. Вся власть в городе передавалась Военно-Революционному комитету под председательством представителя Совнаркома. Сам ВРК был сформирован из представителей краевого Исполкома, Военного Совета, Совета моряков и Союза демобилизованных.

Обоснование к введению военного положения выглядело так: «По улицам собираются толпы, не позволяя ни пройти, ни проехать мирным жителям. Открытой агитацией возбуждаются рабочие, ловцы, осаждающие Исполком, отдельные комиссариаты, народным избранникам угрожают насилием. В связи с этими обстоятельствами воспрещаются всякие уличные сборища где бы то ни было. Закрытые собрания разрешаются Военно-революционным комитетом каждый раз по особому заявлению. Воспрещаются всякие массовые делегации в Исполком, банки, Комиссариаты, Совнарком. С 21.00 вводится комендантский час. Все виновные в открытой агитации против власти Советов, все спекулянты и занимающиеся саботажем лица будут выселяться из пределов города, предаваться народному суду и назначаться на принудительные общественные работы»[565].

Как видим, нарушители правил о собраниях и комендантского часа, несмотря на все грозные заявления комиссаров, ничем особым не рисковали. Выселять из города их было некуда, и максимум, чем они рисковали, – так это быть привлеченными к уборке центра Астрахани от завалов, оставшихся после январских боев.

Кстати, о январских боях. В мае состоялся суд над мятежниками. Он шел со свидетелями защиты и адвокатами, которые рассказывали, что подсудимые вышли из низов и всегда были друзьями народа[566].

Из сорока обвиняемых:

– четверо бежали;

– семь были оправданы;

– 15 были приговорены к лишению политических прав, общественным работам, публичному порицанию или обязанности регулярно отмечаться в милиции.

Полковник Суздальцев рассказал суду фантастическую историю, что «он не по своему желанию попал в Белые казармы, а был взят на автомобиле как сторонник советской власти и заклятый враг полковника Алексеева, который его, Суздальцева, очень опасался». Суздальцев был оправдан[567]!

Вдохновившись этим примером, член офицерской организации Сумароков сообщил, что с ученической скамьи был социалистом и даже участвовал в революции 1905 года, а в период январских событий мирно вел частные уроки. Сумарокова обязали к шести месяцам общественных работ[568].

Участвовавшего в выступлении с оружием в руках гимназиста Б. Наводчикова просто отдали на поруки родителям[569]. 14 человек приговорили к тюремным срокам, из них восьмерых – от полугода до двух лет, а шестерых – от трех до 20 лет. Самое большое наказание выпало на долю Бирюковых. Петр Иванович как начштаба мятежа получил восемь лет лишения свободы, а его отец-атаман – двадцать пять. Не повезло и осужденному на десять лет прапорщику Склярову – тому самому, что командовал караулом у Белых казарм, а потом пытался найти убежище у князя Тюменя.

Часть осужденных к лишению свободы была освобождена по амнистии прямо в зале заседания суда. Среди них оказался Григорий Алексеенко, приговоренный к пяти годам тюрьмы[570]. Иван Алексеевич Бирюков вскоре тоже получил снисхождение. Нет, его не выпустили. Но в марте 1919 года, когда колчаковцы взяли Уфу, а деникинцы рвались к Царицыну, в Советской России прошла очередная амнистия. Бирюков попал под нее. Его срок решением Астраханского ревтрибунала был сокращен вдвое. Летом 1919 года срок сокращается до 2,5 лет[571]. И опять решением Астраханского ревтрибунала. Но Ивану Алексеевичу не повезло – его перевели в Саратов, где он и был расстрелян тамошним ЧК. Основанием для расстрела Бирюкова и других заключенных, признанных заложниками, послужил террористический акт, осуществленный в это время в Москве.

Надо сказать, что амнистия не была оценена значительной частью тех, кто ее получил. Историк Борис Пугачев приводит биографии 23 участников январского мятежа. Из них девять пошли служить в Красную армию. Остальные 14 – нет, не пошли работать в сельское хозяйство и не эмигрировали спокойно в Персию. Эти 14 амнистированных, давших честное слово не воевать против Советов, поехали к Краснову, Деникину и Толстову.