Астрея. Имперский символизм в XVI веке

Работая много лет назад над значением и иконографией рисунков процессий, я ещё ничего не знала о тайной секте фамилистов (Familia Caritatis), по теме которой в последние годы вышло несколько исследований[630]. К этому объединению втайне принадлежали многие заметные фигуры, среди которых были географ Ортелиус, гуманист Юст Липсий и, самый заметный, печатник Христофор Плантен. Фамилисты считали важной для человека лишь его внутреннюю духовную жизнь, в сравнении с которой приверженность официально установленным формам религии имеет мало значения и может меняться под влиянием обстоятельств. Твёрдый в своей внутренней жизни фамилист мог вести себя как протестант, если эта форма была господствующей вокруг него, или как католик в католической среде, или, если господствующая конфессия в его стране менялась, как иногда случалось в беспокойном XVI веке, мог перейти с одной стороны на другую вместе со сменой власти. Такой образ жизни может показаться несколько двусмысленным и сомнительным, но и католические, и протестантские радикалы были одинаково жестоки и нетерпимы к людям толерантного и мистического склада. Выходом для таких людей могло быть тайное членство в секте фамилистов. Плантен был убеждённым адептом секты и в своей типографии в Антверпене печатал труды фамилистских пророков, в первую очередь, Хендрика Николиса, известного как «H.N.», а позднее Хендрика Барефельта, называвшего себя Хай-Эль (Hiel) или «Жизнь божья».

Необычной стороной этой секты была ей способность процветать в самых неожиданных местах. Так, Бенито Монтано, библиотекарь Эскориала, умудрялся состоять в ней под самым носом у Филиппа II. Монтано был учёным-гебраистом и вместе с французом Гийомом Постелем и другими принимал участие в работе над знаменитой Библией Полиглоттой, изданной Плантеном при финансовой поддержке испанского короля. Такая поддержка, казалось бы, должна была быть гарантией крайне ортодоксального контрреформационного подхода. Однако открытие введённых Монтаной в комментарии мистических и аллегорических толкований библейских текстов, восходящих к Хиэлю, обнаруживает в этой Библии фамилистские влияния. Всё это необычное движение было в каком-то смысле продолжением эразмианской традиции веротерпимости и изучения Святого Писания. В своей попытке вернуться к оригинальному библейскому тексту фамилистские редакторы Полиглотты опирались на иудейские источники. Ярые ортодоксы косо смотрели на их гебраистическую учёность, и им приходилось соблюдать осторожность, скрывая свой мистицизм за кодовым языком.

Секту было принято называть Домом Любви в указание её веры в милосердие как главную добродетель. Она имела сильные связи во Франции. Плантен сам был французом, а среди учёных, работавших над Полиглоттой, были защитник французской монархии Гийом Постель и автор «Галлиады» Ги Лёфевр де ла Бодри. Секта, без сомнения, была широко распространена в Париже через Пьера Порре, одного из старейших и самых близких друзей Плантена, управлявшего филиалом его предприятия на рю Сент-Жак. Порре был агентом по распространению не только изданий Плантена, но и фамилистского учения[631].

О Порре известно, что он был аптекарем. Знавший его Жак Гохори отзывался о нём как об «искушённом в знаниях и прямолинейном человеке»[632] (homme tresingenieux & bon simpliste). И здесь невольно напрашивается ассоциация между этим «парижским аптекарем» и «фамилистом» и парижским аптекарем и основателем Дома любви Николя Уэлем.