Астрея. Имперский символизм в XVI веке

Маскарадная пьеса «Descensus Astraeae» Джорджа Пила, поставленная в честь нового лорда-мэра Лондона в 1591 г., выводит на первый план отчётливо реформистскую сторону миссии Астреи. Ведущий маскарада описывает её как символ Елизаветы, ибо Астрея «происходит из троянско-британского рода». В кульминационный момент представления Астрея появляется в образе пастушки с посохом и произносит следующие слова:

Feed on, my flock among the gladsome green
Where heavenly nectar flows above the banks…[206]
(Кормись, моё стадо, среди весёлой зелени,
Где небесный нектар выходит из берегов…)

Ей противостоят Суеверие в лице монаха и Невежество в лице священника, тщетно пытающиеся отравить источник, из которого пьёт её стадо. Одна из граций так описывает Астрею:

Whilom, when Saturn's golden reign did cease,
And iron age had kindled cruel wars,
Envy in wrath perturbing common peace,
Engendering canker'd hate and bloody jars;
Lo, then Olympus' king, the thundering Jove,
Raught hence this gracious nymph Astraea fair:
Now once again he sends her from above,
Descended through the sweet transparent air;
And here she sits in beauty fresh and sheen,
Shadowing the person of a peerless queen[207]

.(Когда-то, когда завершилось златое правленье Сатурна
И век железный жестокие войны разжёг,
Гневная зависть всеобщий покой возмутила,
Язву вражды и кровавые распри неся.
Вот, царь Олимпа, громоподобный Юпитер,
Забрал справедливую добрую нимфу Астрею.
Снова её посылает теперь он с небес к нам,
Сошедшую вниз сквозь приятный, прозрачнейший воздух;
И вот сидит она здесь в красоте непорочной и блеске
Следуя за несравненной царицей).

Пил чётко связывает возвращение девы золотого века с религиозной реформой. Она есть пастырь человеческих душ, охраняющий их своим пастушеским посохом. Она представляет то верховное пастырство и главенство в духовных вопросах, против которого выступал католик Томас Хардинг и которое защищал Джувел, исходя из полномочий императоров судить церковные споры. Её золотой век – это век чистой религии. Она – простая пастушка, противопоставленная суеверному монаху и невежественному священнику. Чем-то это напоминает полемическую манеру, в которой неизвестный поэт сокрушался после смерти Елизаветы о том, что:

Righteous Astraea

from the earth is banish't.And from our sight the morning star is vanish't
Which did to us a radiant light remaine,
But was a comet to the eye of Spaine:
From whose chaste beames so bright a beautie shin'de,
That all their whorish eyes were stricken blinde[208].
(С земли Астрею чистую изгнали.
И мы звезду из виду потеряли,
Что свет сияющий нам утром посылала.
Испанцы ж видели её кометой,
В чьих праведных лучах столь ярко красота сияла,
Что слепота их взоры нечестивые объяла).

Пил являлся постановщиком как городских, так и придворных маскарадов, и образ Астреи присутствует в обеих сферах его творчества. В стихотворении, описывающем один из турниров Дня Восшествия на престол в 1595 г., Пил убеждает Клио призвать музы ко двору Елизаветы-Астреи: