Астрея. Имперский символизм в XVI веке

Все эти сюжеты соединены воедино на первой картине, открывающей серию (Илл. 3). На ней Карл сидит в позе триумфатора между двух колонн своего герба с мечом и державой в руках. Противники императора связаны у его ног узами, прикреплёнными к кольцам в клюве орла. По правую руку стоят Климент VII и Франциск I, а также отступающая фигура султана Сулеймана; по левую Иоганн Фридрих, курфюрст Саксонии; Филипп, ландграф Гессенский, и Вильгельм, герцог Клевский. В одной смешанной группе здесь собраны все победы, восхваляемые на каждой из картин, и даже герб намекает на сцену из Нового Света.

Этот католический император поставлен здесь явно выше папы, чью светскую власть он себе подчинил. И действительно, Карл, похоже, угрожает не только туркам, но и папе своим мечом имперского правосудия. Такое представление носителей имперской короны и папской тиары – это шаг к падению папы под ноги реформированной справедливой деве в королевской короне, изображение которой мы видим на начальной букве «С» (Илл. 4а, 7а).

Конечно, Эразм никогда не желал, а самый католический император Карл V не одобрял той крайней формы, которую позднее приняла имперская реформа в Англии. Её тональность можно понять из текста, которым Николас Юдалл посвятил Эдуарду VI то самое, выложенное во всех приходских церквях, издание парафраз Эразма. Называя Эдуарда «императорским величеством», Юдалл напоминает ему, что его отец, Генрих VIII, «просто видел, что нет другого пути для реформирования, кроме искоренения, отмены и полного уничтожения власти и незаконного главенства Святого престола»[195]. Обесчещенный папа теперь пал под «имперскую» пяту Генриха VIII (Ср. илл. 5а).

Но несмотря на такое расхождение в путях, католический имперский символизм Карла V оказал влияние на протестантских Тюдоров. Печатник Джон Дэй, чьему близкому сотрудничеству с Фоксом «может быть в значительной мере отнесён триумф Реформации в Англии»[196],использовал в качестве своей издательской марки в «Книге мучеников» герб[197] (Илл. 6а), удивительно похожий на герб с двумя колоннами Карла V (ср. илл. 3а). И вариации этого герба время от времени появляются в изображениях Елизаветы. Например, на известной гравюре 1596 г., где королева стоит между двух колонн (Илл. 6b), на которых сидят пеликан и феникс[198]. В руках она держит скипетр и державу, а за её спиной изображён окружённый кораблями остров с дымящимися фортами. Всё это относится к поражению, нанесённому королевой-девственницей Армаде, могуществу Испании и папе, и, как можно предположить, переносит на неё имперское предназначение, на которое намекают две колонны[199].

«Елизавета Торжествующая» (Eliza Triumphans) с гравюры Уильяма Роджерса[200] стоит между двух обелисков на фоне всего мира с державой в левой руке и оливковой ветвью в правой. Фигуры на обелисках держат венки, одна из пальмовых, другая из дубовых листьев. Вместе с золотой короной на голове королевы они, возможно, символизируют тройную корону империи.

Победа Елизаветы над испанской Армадой была триумфом не только над национальным врагом, но и над духовной властью, требовавшей полной к себе лояльности. И кроме сильного флота для победы над ней требовался ещё и сильный символизм. Заявив о том, что национальная церковь являет собой реформу, осуществлённую священной имперской властью, в том виде, как её воплощала английская монархия, Елизавета, как символ, приняла на себя традицию, чьи претензии были столь же всеобъемлющими – традицию священной империи. Необычный язык, которым говорили о ней, вовсе не обязательно подразумевает, что надежды елизаветинской эпохи шли так далеко, как создание мировой империи для королевы. Имперские доводы об идеальном состоянии мира под властью одного правителя, обеспечивающего мир и наибольшую справедливость, использовались для подкрепления её религиозных прав как единоличного монарха. Единый и суверенный в своих владениях государь обладает имперскими религиозными правами и может осуществить имперскую реформу независимо от папы[201]. То, насколько далеко зашёл культ Елизаветы, говорит о чувстве оторванности, которому необходимо было всеми способами найти символ достаточно мощный, чтобы дать ощущение духовной безопасности перед лицом разрыва с остальным христианским миром.

Эти ассоциации создают в имперской теме Елизаветы такие подтексты, которые выходят за рамки личных судеб Тюдоров и их королевства. Такие детали тюдоровской истории, как объединение Йорков и Ланкастеров, превращаются в мистические гармонии, раскрывающие смысл угловых элементов гравюры «Rosa Electa» (Илл. 8с). Незамужний статус королевы возводится в символ имперской девы Астреи, наполняющей мироздание.

8a. Королева Елизавета I. Гравюра Криспина де Пасса-старшего по рисунку Исаака Оливера

8b. Королева Елизавета I. Гравюра Джорджа Вертью по рисунку Исаака Оливера

8c. Королева Елизавета I. Гравюра Уильяма Роджерса

8d. Королева Елизавета I. Гравюра предположительно Ремигия Хогенберга