She was, She is (what can there more be said?)In earth the first, in heaven the second Maid[273].(Она была, и Она есть, что можно здесь ещё сказать?Земною первой и небесною второю девой).
Такое невероятное высказывание, похоже, подразумевает, что почившая королева Елизавета теперь является второй Пресвятой Девой на небесах. И правда, что можно здесь ещё сказать? Разве что добавить, что подобный подтекст не так уж редок в елизаветинской литературе. За примерами достаточно обратиться к песням университетских поэтов, написанным на её смерть:
Lux ea quae divae festum natale MariaeIuncta praeit, fuit illa dies natalis Elizae…[274](Тот же рассвет, что предварил торжество – день рождества МарииВсевышней, он же и день тот означил, когда родилась королева).
Или:
Virgo Maria fuit, fuit illa: beata Maria,Inter foeminum Beta [i. e. Elisabeta] beata genus[275].(Девой невинной Мария была, девой была и королева, блаженнойМария-Елизавета также блаженной средь женщин была).
Одно из имён, которым поэты здесь называют Елизавету, а именно Beta
, звучит похоже на Beata Maria. В написанных на её смерть стихотворениях это событие становится чем-то вроде Успения Богородицы, за которым следует Коронование Пречистой Девы на небе[276]. Королева-дева и богиня на земле, она наделялась славой Царицы Небесной:
Quae fuit in terris Dea, Virgo, Regia virgoNunc est in coelis Regia, Virgo, Dea[277].(Та, кто богиней, кто царственной девой была на Земле,Царица и дева, богиня теперь, но на небе).
Нарочитое почитание имперской девы, «божественной Елизаветы» (diva Elizabetta
) как Царицы Небесной, процессии, несущие её в роскошных нарядах по городам и весям (Илл. 11b), чтобы она могла явить народу своё божественное правосудие и милосердие, были для девы имперской реформы способом перенести на себя древний культ. Усыпанные драгоценностями, расписные образы Девы Марии были убраны из церквей и монастырей, но другой расписной и украшенный образ появился при дворе и стал распространяться для поклонения по стране. Культ Богородицы считался одним из главных прегрешений нереформированной церкви[278] и, возможно, будет слишком экстравагантным предположить, что в христианской стране он сознательно замещался поклонением государственной деве.Возможно, для лучшего понимания этих странных тонов и оттенков елизаветинского символизма необходимо снова обратиться к Деве-Астрее. Эта многосторонняя фигура также имела сходство с лунными культами – Астартой или Исидой; не будучи Девой Марией, она определённо была её эхом[279]
. Королева Елизавета как символ опирается на мистическую традицию.Двусмысленная Дева
Как и само елизаветинское религиозное урегулирование (Elizabethan settlement
), дева имперской реформы была очень неоднозначным и по-разному трактуемым символом. Между двумя полюсами крайнего протестантского взгляда, считавшего её чистым оппонентом Антихриста в лице папы, и прямо противоположного ему крайнего католического, не желавшего признавать Антихриста протестантизма и богохульных требований незаконной дочери Генриха VIII, был и средний путь, путь тех, кто выжидал и надеялся на некие неясные изменения, возможно, на выход Елизаветы замуж за какого-нибудь католического принца и общее возвращение Англии в лоно церкви или даже на объединение всего христианского мира. Эти разные типы подходов можно вкратце обрисовать на примерах взаимоотношений Англии с другими державами.
11a. Королева Елизавета и папа в роли Дианы и Каллисто. Гравюра Питера ван дер Хейдена
11b. Процессия королевы Елизаветы I. Из коллекции С. Уингфилда Дигби, Шерборн