Астрофил и Стелла. Защита поэзии

Что касается ритма, то, хотя мы не соблюдаем долготы, ударение выдерживаем довольно точно, что в других языках или вовсе невозможно, или возможно, но не с такой строгостью. Ни в итальянском, ни в испанском языках нет цезуры [349], или передышки в середине строки, тогда как и французы и мы почти никогда о ней не забываем. Наконец рифма: у итальянцев она не может быть на последнем слоге, что у французов называется мужской рифмой [350], а только на предпоследнем, что у французов же называется женской рифмой, или еще на слог раньше, что сами итальянцы называют sdrucciola [351]. Примеры женской рифмы: buono, suoro; примеры sdrucciola: femina, semina. У французов есть и мужская рифма: bon, son, и женская: plaise, taise, но sdrucciola y них нет, тогда как в английском возможны все три вида: due, true; father, rather; motion, potion, — к этому еще многое можно было бы добавить, но мне кажется, что малозначительное сие рассуждение и так слишком уж затянулось.

* * *

И поскольку достойная вечного прославления Поэзия исполнена удовольствия, которое порождает добронравие, и владеет всеми дарами, что собраны под благородным именем познания, поскольку все обвинения против нее или ложны, или ничтожны, поскольку причина непочтительного отношения к ней в Англии заключена в сочинениях поэтических кривляк [352], а не поэтов истинных, наконец, поскольку язык наш наиболее годен к тому, чтобы прославлять Поэзию и Поэзией быть прославленным, — я заклинаю всех, кому выпал злой случай прочитать сию безделку, опустошившую мою чернильницу, заклинаю именами девяти Муз, не презирайте впредь священных тайн Поэзии, не смейтесь над именем "Поэт", словно носители его ближайшие наследники шутов, не потешайтесь над почтенным званием стихотворца, но вслед за Аристотелем уверуйте, что они были хранителями богословия древних греков; вслед за Бембо уверуйте, что они первыми принесли людям знания; вслед за Скалигером уверуйте, что стать честным человеком можно скорее с помощью Вергилия, нежели философских наставлений; вслед за Клаузером, толкователем Корнута [353], уверуйте, что Боги пожелали, чтобы Гесиод и Гомер под покровом вымысла дали нам знание Логики, Риторики, Натурфилософии и Нравоучительной Философии; и quid non? [354] вместе со мною уверуйте, что многое из неразгаданного писалось поэтами намеренно непонятно, дабы нечестивцы не могли исказить истину; вместе с Ландино [355] уверуйте, что они возлюблены богами и на всем ими написанном лежит печать божественного вдохновения; и, наконец, верьте поэтам, когда они говорят, что обессмертят вас своими стихами.

И тогда ваше имя будет прославлено в книжных лавках, и тогда вам будут небезразличны многие поэтические посвящения, и тогда вы станете самым благородным, самым богатым, самым мудрым, всегда и во всем самым достойным и вам дано будет почить на превосходных степенях. И тогда, хотя бы вы были libertine patre natus [356], вы станете Herculea proles [357]:

Si quid mea carmina possunt [358]

.

И тогда ваша душа будет вознесена, подобно Дантевой Беатриче или Вергилиевому Анхису [359]. Но (позорно это "но") если вы рождены столь близко к нильскому водопаду, что не слышите вселенскую музыку Поэзии, если у вас столь низменный ум, что он не способен воспарить и дать вам заглянуть в небеса Поэзии, или по своему невежеству вы вдруг станете таким момом, как Мом [360] поэтический, тогда, хотя я не желаю вам ослиных ушей Мидаса [361], и не желаю вам быть доведенным строками поэта (как Бубонакс [362]) до самоубийства и быть уморенным стихами до смерти [363], как, говорят, бывает в Ирландии, но, защищая поэтов, я посылаю вам такое проклятие: всю жизнь будете вы терзаться любовью и никогда не будете любовью вознаграждены, ибо не дано вам умение сочинить сонет, а когда вы умрете, вместе с вами умрет и память о вас, ибо не будет вам эпитафии.

Некоторые сонеты [364]

1 [365]

С тех пор я болен, как гроза ушла:
С тех пор мне страшно, что за мной следят;
С тех пор сирены в путь меня манят[366]

;4 С тех пор завеса на глаза легла;

С тех пор мой ум впитал смятенья яд;

С тех пор душе свобода тяжела;
С тех пор у снега я прошу тепла
8 И слабым чувством в плен рассудок взят.

Ну что ж, Любовь, я подчинюсь ярму

И поступлю, как требует закон,
Поскольку тот, кто разбивал тюрьму,
Сказать по чести, не бывал спасен.
Ах, столько чар в тюремщике моем,
14 Что я согласен вечно быть рабом.

перевод А. Шараповой

2