Откуда посреди Циклонии взялся лес, никто не знал. По слухам, никто также не наведывался не то что в самую гущу, даже на окраинах было мало людей, хотя там деревья выглядели еще вполне себе симпатично и создавали даже некий уют, атмосферу для отдыха. Что-то постоянно отталкивало людей отсюда, давило на мозги всё больше с каждым шагом, который приближал к сердцевине загадочного места.
Лес — будто огромная семья, связанные землей и небом люди, как родные, так и близкие. Связанные кровью, что течет по их ветвям, словно по жилам, внутри каждой веточки, от одного корешка к другому, от широчайшего грубого ствола к тончайшему нежному листу. Вроде так рассказывали Аксу — о месте, где ему пришлось жить.
«Но хоть кто-нибудь спрашивал людей перед тем, как их родить в своей семье? Кто-нибудь дал хоть какие-нибудь намеки на то, где ему придется расти? Естественно, нет. Поэтому огромная глупость — считать семьей тех, с кем приходится жить… Хотя нет, скорее уж — считать саму семью чем-то особенным, по сравнению со всеми остальными людьми…» Вовсе необязательно родственники будут обучать тому, чтобы стать человеком среди других подобных. Может быть, они просто-напросто бросят созданное самостоятельно существо, оставляя эту заботу на других… Но все это не помешает стать частью человечества, не приносящей ему вреда, это никогда не будет решающим фактором… Нет смысла вообще думать о своих родителях как о причинах всех бед. Цели, разум, в которых они рождены, определяют, стать ли человечным, стать ли звероподобным, стать ли безумным вредителем или смышленой, пусть и так же обреченной на одиночество, запчастью для всеобщей машины.
Но лес еще чем-то сильно отличается своей сутью от человеческого сосуществования, помимо очевидной принадлежности к растительности, разумеется. Что-то есть в лесу столь же приближенно-колкое, подбирающееся незаметно и моментально, сколь и темное, удушающе слепое, глухое и лишенное всяческой надежды на понимание. Такое, что навевало, пожалуй, лишь образы подвешенного над ритуальным огнём, с визгами и завываниями. Водят вокруг него хороводы, однако скрываются во тьме, и нельзя понять, есть ли в самом деле те ужасающие оккультные умалишенные, или это мозги пытаются разыскать здравый смысл в принесении сознания в жертву подсознанию. Или же мозги ищут суть в жертве чужой: добровольном побеге в лес, подальше от своего создания, своего ребёнка?
Такое очерненное, что притронешься — и задохнешься этой сажей. Такое быстрое, что попробуешь встать на пути — пробурит в груди скважину.
Может и семья, но до того неживая, отдаленная, отреченная, что хуже любого врага. Вокруг шелестели зазубренные шипы на ветвях-руках, звенели на ветру, словно заледенев, невидимые верхушки крон. Что-то прошептало на ухо: «Какая еще энергия, какая еще машина?» — Акс дернулся в сторону и ударился затылком о ветку. Никого, кроме Чеда, не было поблизости — он убедился, десять раз осмотрев каждый закуток вокруг себя, выверив каждую неровную тень.
Допустимо, что у галлюцинации из-за падения. Это вообще необъяснимо странное чувство — понимать, что ты видишь мир не таким, какой он есть, а чуть измененным так, чтобы выпроводить тебя подальше, вглубь. Подкорка будто принимала сигналы об опасности, заставляя паниковать, только причин этому Акс не мог обнаружить, сколько бы не мотал головой по сторонам и не водил глазами, обшаривая лес. Деревья. Черные и высоченные, покореженные, как будто стволы завязали в узел, а затем распутали и начали мять. Как будто чья-то гигантская лапа раздирала некогда ровную кору и превратила её в трухлявую, с торчащими не то шипами, не то обломками мембрану. Акс не мог подобрать слова лучше, когда проносился в миллиметре от очередного ствола с оттопыренными ветками-пальцами и видел его размыто, но ясно. Наверное, из-за этих постоянных мутных черно-серых картин его сознание и начало мутиться.
…Примерно 4000 шагов… Наверное…
Усталость давала о себе знать. Больше он не мог считать. Парень ощущал себя этаким муравьем в закрытой коробке с тараканами, которые не нападали, а просто стояли и глазели на него, вынуждая лишь ожидать чего-то страшного. Чед совсем обмяк — и Акс просто волочил его по земле некоторое время, пока еще были силы. Пот лился рекой, но жарко не было: вместо того знобило и, кажется, шатало. Темнота давила теперь так, что хоть глаз выколи — но заметно вихрилась, сбивая с ног. Еще немного погодя стало понятно, что ноги даже отказываются бежать, а словно поворачивают саму планету вокруг оси, оставляя в земле борозды. Каждый выдох его сопровождался тяжелым стоном, легкие горели, конечности немели.