Атаман Устя

Пуще всхъ не охота въ шайку принимать калмыковъ — дятъ за пятерыхъ, глотаютъ что ни попади подъ руку, и спать тоже горазды. Не разбуди — самъ не проснется. А работать можетъ только изъ-подъ кнута. За то же ихъ и бьютъ, какъ собакъ непоходя. Киргиза и крымца не тронь: ему плюха и та обидна. Пуще русскаго человка православнаго на побои обижаются, а вытяни кнутомъ — остервенится и рзаться ползетъ. Такой нравъ чудной. Первые молодцы въ Устиномъ Яр — все т же казаки. Есть не хуже ихъ русскіе мужички: тверитяне, костромичи, новгородцы, рязанцы, вологжане… но молодцовъ изъ нихъ по одному на десятокъ. Больше все народъ степенный, добрый и богобоязненный. На разбой — охоты въ нихъ мало. А такъ, Бога прогнвали, очутились въ бгахъ, попали въ разбойнички… Ну, и ползай въ кузовъ, коли груздемъ сказался. Атаманъ кормитъ, ну и служи. А то душегубить кому охота? Вдь на томъ свт тоже спросится. Встимо подъ старость, коли цлъ и невредимъ проживешь, надо въ скитъ итти, покаяться и замолить грхи свои.

Въ шайк молодцы разныхъ народовъ, и разныхъ лтъ, и разнаго нраву. Вс перепутались и живутъ согласно. На длеж или дуван всего, что добыли, ссоръ не бываетъ. Но въ шайк всегда вс молодцы на два покроя и разной повадки въ разбо, русскій ли, татаринъ ли, все равно. И причина тому, какъ попалъ онъ въ бга, да на Волгу. Коли по неправд и утсненію помщика, отъ обиды судьи, или просто отъ рекрутчины, или со страховъ какихъ бжалъ, то онъ — одинъ человкъ! Коли загубилъ кого тамъ у себя, убилъ, зарзалъ и отъ отвта бжалъ — другой человкъ. Онъ крови отвдалъ будто и остервенился. И чудно! Душегубствомъ своимъ по Волг похваляется и радъ приврать, какъ мужика ухлопалъ, какъ купца убилъ, прикащика иль батрака зарзалъ, какъ подъячаго какого замучилъ до смерти… Первое дло похвастать предъ сотоварищами на роздых иль за обдомъ. Но про то первое свое дло, изъ-за котораго бжалъ, молчитъ. Разъ скажетъ кому, атаману иль пріятелю, и то не весело, безъ шутокъ, да прибаутокъ. Про то дло поминать не любитъ, будто оно его, «свое»… А здсь на Волг — это не его дла — «чужія», атаманскія.

Бываетъ, живетъ въ шайк молодецъ годъ, два, три и никому не сказывается, почему бжалъ и въ разбой попалъ. — Грхъ такой былъ! говоритъ. Загубилъ душу одну. А кого убилъ онъ, за что. Не охота говорить. То тягостью душевною легло на сердц… А вотъ лихое смертоубивство, вмст съ молодцами купца какого прозжаго — это иное дло. Весело и помянуть, не терпится и прибауткой смазать, чтобы смшне да веселе показалось.

Если вотъ въ острог посидлъ — иное дло. Посл острога народъ приходитъ — безбожникъ и, почитай, гораздо отчаянне и зле, чмъ коренной волжскій разбойникъ, что и въ городахъ-то никогда и по близости не бывалъ. Острожникъ, каторжникъ, сибирный, клейменый, съ рваными ноздрями, иль съ урзаннымъ ухомъ, или пестрый отъ кнута и плетей — куда хуже молодца, что на Поволжьи выросъ и еще мальчуганомъ съ тятькой въ разбойники ходилъ. Этому ты, коли подвернулся подъ руку, подай наживу, денегъ, шубу, перстенекъ для зазнобушки, а самъ, — коли что — Богъ съ тобой. Иди, разживайся и опять милости просимъ, мимо насъ назжай. Опять дай побаловаться.

Клейменый да сибирный ограбитъ, но душу никогда не отпуститъ на покаяніе. А коли ничего не нашелъ на прозжемъ поживиться, еще люте да злодсте ухлопаетъ. Не попадайся треклятый съ пустыми руками.

Молодцы-удальцы, уроженцы Поволожья, народъ все балагуръ, затйникъ и именуетъ себя: вольные ратнички!.. божьи служивые! птицы небесныя! подорожная команда! Ихъ забота — сыту быть, ихъ завтъ — удалу быть. Имъ любо на вольной волюшк съ пснями гулять, любезныхъ имть.

Сибирный и острожный народъ — удали той и не смыслитъ, псней не любитъ, зазнобы не заводитъ. У него застряла злоба на все. Его на родимую сторону тянетъ, гд можетъ жена и дти остались… А туда нельзя! Во вки и аминь — нельзя!..

— Ну, такъ не подвертывайся же здсь никто подъ руку… Что мн прозжій, что баба глупая или двка неповинная. Самаго младенца съ ангельской душенькой ножомъ поржу безъ оглядки.

VI

Смеркалось… Весь поселокъ Устинъ Яръ притихъ и, казалось, будто уже спитъ или вымеръ. Хоть жилье это и притонъ, и разбойное гнздо, а зачастую здсь бывало тихо и отчасти безлюдно. Боле половины обитателей бывали почти всегда въ отсутствіи по окрестности, по селамъ и весямъ, а то и въ городахъ. Каждый справлялъ какое-либо дло или порученіе, а то просто посылался на добычу. По дворамъ виднлись только хворые, старые, да бабы и ребята или ненадолго вернувшіеся молодцы посл исполненія указаннаго атаманомъ урока. Дла эти или уроки были правильно распредлены.

Одни всегда ходили на охоту и доставляли дичь, какъ Блоусъ рыбу, другіе посылались исключительно по деревнямъ угонять скотъ, красть лошадей, такъ какъ для этого требовалась особая снаровка, умнье и удаль, и на это посылались самые отборные молодцы, конокрады по ремеслу.