Устя хотла сказать его, но не осилила въ себ какое-то чувство, которое не позволяло ей сказать это слово.
— Зачмъ? удивился Орликъ. — Куда къ берегу?
— Общалъ не перечить…
— Изволь, изволь… все…
И Орликъ бросился внизъ, гд стояли приведенные Ефремычемъ Ванька Лысый и Блоусъ, каждый съ двумя лопатами на плечахъ.
— Ихъ поднять указалъ атаманъ? спросилъ онъ.
— Да, ихъ двухъ только; боле никого, отвчалъ Ефремычъ. — Да вотъ лопаты указалъ. Знать, могилу копать будемъ.
Орликъ сообразилъ, что Устя, изъ прихоти собравшись надть женское платье, нарочно выбрала этихъ двухъ человкъ, самыхъ безобидныхъ, добрыхъ и глупыхъ въ поселк.
— Ну, ты, Ванька, и ты, Блоусъ, что увидите и будете длать, — заутро чтобы не болтать! Слышали?
— Ладно. Что жъ… отозвался старикъ Блоусъ.
— Никому ни полслова не говорить. И ты, Лысый.
— Зачмъ ховорить! Отвчалъ Лысый.
Устя между тмъ собиралась. Она взяла въ стол маленькій образокъ, нашла и вырвала изъ своей псалтири одинъ листокъ съ молитвой; потомъ достала съ полки мужской шелковый поясокъ, который онъ подарилъ ей, снявъ съ себя еще въ первый день… Затмъ она сцпила съ гвоздя маленькій кинжалъ, тотъ самый, которымъ обрзала когда-то на немъ его путы. И все вмст, образокъ, листокъ изъ псалтыри, поясокъ и кинжалъ, спрятала она на грудь, за рубаху.
— Все. Господи благослови и помилуй, шептала она.
Взявъ всегдашнюю свою шляпу, она вспомнила и бросила ее на полъ и, найдя на полк ситцевый платокъ, сложила его косынкой и повязала на голов.
Оглянувши горницу, гд еще недавно по вечерамъ сидла она съ нимъ… Устя глубоко, тяжело вздохнула и двинулась.
Между тмъ на двор уже начало разсвтать.
Когда двушка вышла на крыльцо и при ясной зар появилась на ступеняхъ, старый рыболовъ Блоусовъ и добрякъ Ванька ахнули оба, выпучивъ глаза на спустившуюся къ нимъ молодую женщину. Ефремычъ съежился и заворчалъ досадливо: «Вишь, понадобилось»…
— Ну, чего? гнвно крикнулъ на всхъ эсаулъ… что укажешь? обернулся онъ къ Уст.
Она, не отвчая, двинулась… Орликъ мотнулъ головой, и вс четверо молча пошли за ней.
— Вонъ оно что… Двка и впрямь! думалъ старый Блоусъ.
— Вырядился атманъ бабой! думалъ Лысый и ничего не могъ уразумть.
Они дошли до площади и приближались къ мертвому. По движенію Усти Орликъ догадался.
— Разложи холстъ да клади на него, сказалъ онъ.
Блоусъ, Ефремычъ и Лысый растянули холстъ и, взявшись, потащили на него тло…
— Тише… шепнула Устя и отвернулась лицомъ къ Волг…
— Бережнй… Чего вы… невольно произнесъ Орликъ, самъ не зная почему.
— Несите за мной! проговорила Устя и, не оборачиваясь, двинулась къ берегу рки.
Вс четверо, ухвативъ холстъ за края, зашагали за ней.
На берегу Устя выбрала одну лодку, поменьше, и показала на нее. Орликъ хотлъ замтить, что лодка мала, но промолчалъ и притянулъ ее… Тло внесли и положили на дно. Устя вошла и сла на корм, а за ней Орликъ къ весламъ.
— Садись въ другую, ребята! сказалъ онъ.
— Ефремычъ, оставайся… вымолвила Устя.
— Что-жъ?.. И я…
— Нтъ, оставайся… Не надо.
Блоусъ и Лысый влзли въ другую лодку, отцпили ее и приняли лопаты отъ Ефремыча.
— Куда? спросилъ Орликъ тихо.
— На островъ! отозвалась она еще тише.
Орликъ окунулъ весла, налегъ и въ первый разъ всплеснулъ водой. Лодка задрожала и скользнула отъ берега, разрзая гладкую зеркальную поверхность. За ней слдомъ пошла другая. Ефремычъ остался на берегу и глядлъ на нихъ.
ХХIII
Уже разсвло совсмъ и небосклонъ аллъ все ярче, разливаясь пурпуромъ по краю надъ землей и золотя полнеба… Горы стояли еще въ утренней синеватой тни и клали темныя пятна въ урочища и въ Яръ, гд по скату, среди зелени, бллись хижины и хаты поселка. Вся окрестность при утреннемъ холодк казалась свже, крпче, моложе, но какъ бы еще въ полусн. Все безмолвно и безучастно глядло на скользящую по теченію лодку, гд лежитъ мертвое тло красиваго юноши въ такой одежд, какую эти края видятъ еще въ первый разъ…
Вскор, пока весь берегъ еще былъ въ тни, мловыя маковки горъ, будто покрытыя снгомъ, вспыхнули и засверкали ярко пунцовымъ огнемъ… и, отражаясь въ широкомъ и тихомъ лон рки, горли и здсь вторично, подъ лодкой, предъ грустными глазами Усти, будто опрокинутая въ пучину многоводной Волги.
Новый нарождающійся день, полный жизни и мощи, свта и огня, будто удивленно заглядывалъ въ лодку, гд везетъ мертвеца и сидитъ надъ нимъ понурившись двушка, молодая и красивая, но тоже будто со смертью на блдномъ лиц.
Солнце глянуло изъ-за края земли чрезъ всю пустынную луговую сторону и разбросало золотые лучи по рк, по горамъ и урочищамъ. Все кругомъ встрепенулось, будто, и отвтило засіявъ, радостно собираясь снова ожить и жить… Одинъ молодой капралъ, тоже озаренный солнцемъ, отвчалъ на ликованіе и призывъ окрестной жизни загадочной нмотой… Онъ одинъ здсь — лишній и чуждъ восторженно ликующей природ.
Устя только вздохнула тихо на первый теплый и свтлый лучъ, скользнувшій на нее, и молчала, не спуская глазъ съ лежащаго предъ ней мертвеца. Черты лица его уже нсколько измнились, но онъ лежалъ головой къ ея ногамъ и полуопущенныя вки скрывали отъ нея его взглядъ.