Ататюрк. Особое предназначение

Отвергался им исламистский и панисламистский компонент, свойственный младотуркам, с заменой ислама как высшей санкции существования нации — народом и «народностью».

— Из истории, — говорил Кемаль, — не видно, каким образом могла бы иметь успех и найти почву для применения в этом мире политика панисламизма и пантюркизма…

Нация мыслилась Ататюрком как включающая в себя всех граждан, а не только этнических тюрок, однако на основе турецкого этнического самосознания.

После некоторого размышления Кемаль окончательно определил турецкую нацию как мусульманское население Анатолии.

— В Турции, — говорил он по этому поводу, — отныне нет никаких национальных меньшинств — турки, греки, армяне, евреи, чеченцы и все другие — полноправные граждане нашей республики. Все мы, мусульмане и немусульмане, равным образом являемся подданными турецкого государства и в качестве таковых мы все пользуемся равными правами…

Борьба за отмену Севрского договора, вооружённая борьба с «подписантами» — и своими, и интервентами — позволила кемалистам вывести Турцию из кокона османизма, отказаться от халифа и начать жизнь национального государства.

Турки окончательно осознали себя нацией, понимая, что никто не даст им избавленья, ни пантюркист, ни османист и панисламист.

При этом известный турецкий историк Исмет Гиритли считает, что Мустафа Кемаль «уберёг доставшийся от младотурок тюркизм — национализм от крайности панисламизма и пантуранизма, поэтому он сегодня именуется национализмом Ататюрка».

Понятно и то, что после замены понятия «тюркчюлюк» на понятие «миллиетчик» ни о каком Великом Туране уже не шло и речи.

И именно в этом было отличие национализма Кемаля от национализма Зии Гекальпа.

Теперь турецкая нация была превыше всего.

Расцвет турецкого национализма пришелся на конец двадцатых и начало тридцатых годов.

Кемалисты решительно отвернулись от всяких вариантов Турана, и при Кемале никто не мог вслух заговорить о Великом Туране.

Но по большому счету это было отнюдь не забвением самой идеи, а требованием того сложного и жестокого времени.

Хорошо известно и то, что политика нового режима в этой области привела к парадоксальным результатам.

Как считают некоторые исследователи, именно во времена Ататюрка «было выращено новое поколение пантюркистов, отличающееся более откровенным и расистскими позициями, нежели первое, представленное Гёкальпом, Акчурой и Агаоглу».

И как тут не задаться исконно русским вопросом: «Кто виноват?»

Прежде всего, надо полагать, сама идея, слишком привлекательная для того, чтобы о ней забыть.

Идеи вообще редко забываются.

Тот же Сталин отказался от идеи мировой революции (а чем она не Великий Туран, только на идейной основе) и занялся построением социализма в отдельно взятой стране.

И сразу же превратился в глазах старых большевиков в термидорианца.

А вот отказался ли он раз и навсегда от идеи мировой революции?

Отвечая на этот вопрос американскому журналисту Рою Говарду, Сталин заявил, что «таких планов и намерений у нас никогда не было» и приписывание их большевикам является «плодом недоразумения».

— Трагического недоразумения? — поинтересовался Говард

— Нет, — ответил Сталин, — скорее, комического, или, пожалуй, трагикомического…

Лучший друг всех американских журналистов беспардонно лгал.

Хотя бы потому, что написавший книгу «Основы ленинзма» человек должен был знать о словах Ленина о том, что Россия является только первой ступенью мировой революции.

— История говорит, — вещал тот же Сталин в 1936 году, — что когда какое-либо государство хочет воевать с другим государством, даже не соседним, то оно начинает искать границы, через которые оно могло бы добраться до границ государства, на которое оно хочет напасть…

Это к вопросу о том, для чего был создан в 1939 году «польский коридор».

Если, конечно, Сталин не создавал его для облегчения пути Гитлеру для нападения на собственную страну.

А вот что ответил в 1940 году маршал С. К. Тимошенко на вопрос о том, собирается ли Красная армия останавливаться на достигнутых рубежах.

— В Литве, Латвии и Эстонии, — говорил он, — уничтожена ненавистная для трудящихся власть помещиков и капиталистов. Советский Союз значительно вырос и продвинул свои границы на запад. Капиталистическому миру пришлось потесниться и уступить. Но не нам — бойцам Красной армии зазнаваться и успокаиваться на достигнутом…

Понятно, что подобные заявления без одобрения Сталина в СССР не делались.

Вспомним Бисмарка, который считал себя в конце жизни никому не нужным старым кораблем.

Но и тому были свои причины.

Строивший национальное государство Бисмарк даже при всем своем желании не мог и думать о переделе мира в пользу Германии.

Для того, чтобы об этом думать, Германия должна была стать такой, какой она стала в конце девятнадцатого — начале двадцатого века.

Мощной, а, значит, хищной.

И что значил для метавшего о мировом господстве Вильгельма II завет Бисмарка не воевать с Россией?

Так, бред выжившего из ума старца…

И, тем не менее, этот «выживший из ума» старец заявил 6 февраля 1888 года на Берлинском конгрессе в рейхстаге: