«Мы должны превратить Россию в пустыню, населенную белыми неграми, которым мы дадим такую тиранию, которая не снилась никогда самым страшным деспотам Востока.
Разница лишь в том, что тирания эта будет не справа, а слева, и не белая, а красная, ибо мы прольем такие потоки крови, перед которыми содрогнутся и побледнеют все человеческие потери капиталистических войн».
«Пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью, является, как ни парадоксально это звучит, методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи».
«А на Россию мне наплевать…»
Самое страшное не столько в самих этих словах, сколько в том, что они принадлежат первым руководителям советской России.
А вот читая высказывания Ататюрка о турецкой нации и турках, мы не найдем у него о них ни одного плохого слова.
— Турецкая нация, — говорил Кемаль, — придет к солнцу, и никакая сила не сможет помешать сделать это. Все мы глубоко уверены, что наша турецкая нация обязательно будет богатой, благоденствующей и счастливой. У нашего государства, у нашей страны есть все необходимое для этого. Какое это счастье, называть себя турком…
Нельзя не сказать и о той самой «одной, но пламенной страсти», которая с младых ногтей жгла душу молодого Кемаля.
Сделать свою страну свободной.
Тясячи людей видели, как унижают турок в их родной стране, и только Ататюрк воспринимал это как личное оскорбление.
А ничто великое, по словам того же Гегеля, не делается без страсти.
Без великой страсти, добавили бы мы.
Мы уже писали в предисловии, что великие люди, как правило, рождаются именно тогда, когда им это и предписано Историей.
Не составил исключения в этом ряду и Ататюрк.
«Путь родившегося в провинции, — пишет А. Жевахов в своей книге об Ататюрке, — в семье мелкого чиновника, молодого честолюбивого офицера в высший командный состав султанской армии оказался возможным благодаря личной храбрости, целеустремленности, владению искусством политической интриги и таланту лидера, способного сплотить единомышленников, противостоять оппозиции и возглавить национальное движение.
Можно сказать, что появление подобной личности в истории Турции было обусловлено мировыми процессами начала XX века».
И, наверное, он был прав.
Ведь если верить Ветхому завету и тому, что Бог говорил пророку Иремии, то он метил особоодаренных еще в чреве.
Да, великими не рождаются, ими становятся с помощью благоприятных обстоятельств или даже случая.
Большую роль играет и та самая «божья искра», которую вдохнул в него Создатель.
Смею вас уверить, что одно дело, когда в эти обстоятельства попадает талантливый человек, и совсем другое, когда в них оказывается простой смертный.
Под Тулоном было огромное количество людей, но только один Наполеон понял, как надо завоевать осажденный город.
Миллионы людей видели, как падают яблоки, но только Ньютон вывел из этого закон.
Я уже не говорю о ванной, в которую сел Архимед.
И в то время, когда командующий армией генерал Карто полагался на революционный порыв, капитан Буонапарте просчитывал варианты взятия Тулона.
Можно по-разному относиться к Провидению.
Но давайте вспомним, сколько раз Ататюрк находился на волосок от гибели.
И… ничего!
По большому счету он должен был погибнуть уже на Дарданеллах, но и там пуля умудрилась попасть в висевшие у него на груди часы.
Ведь в аду Дарданелльской операции погибало девять из десяти его солдат, а сам Кемаль был не из тех командиров, которые прятались за спины своих подчиненных.
А «Единение и прогресс»?
Не отправься он тогда в Сирию, и, кто знает, не пришлось бы ему бежать вместе с другими лидерами комитета в Берлин.
Да и с Энвером ему, несмотря на все разногласия, по большому счету повезло.
Любой другой на его месте убрал бы Кемаля раз и навсегда.
Но Энвер словно берег его для уготованной ему высокой участи.
И что такое «осособое предназначение», о котором говорил на заре своей туманной юности Ататюрк, если не применение его в нужное время и в нужном месте?
Под нужным временем я подразумеваю благоприятные исторические условия.
И сберег.
А ведь по амибициям и честолюбию Энвер вполне мог бы поспорить с самим Кемалем.
Да и положение, которое, как известно, обязывает.
С одной стороны — военный министр, главнокомандующий турецкими вооруженными силами, зять султана и генералиссимус, а с другой — какой-то возомнивший о себе подполковник.
Вы можете представить себе, чтобы сделал бы Г. К. Жуков с таким вольнодумцем?
О лучшем друге всех военных я даже не говорю.
Да что там Энвер!
Тот же Карабекир мог арестовать Кемаля и получить за это благодарность от столь любимого им султана.
Того самого Кемаля, который через семь лет под страхом смертной казни выгонит его из той самой страны, для независимости которой он так много сделал.
Конечно, можно все списать на случай.
Только слишком много таких случаев было в жизни Кемаля, чтобы не увидеть за ними закономерность.
Конечно, у Ататюрка всегда было много критиков.
Хватает их и сейчас.