Atem. Том 1

— По-моему, это один и тот же персонаж.

— Римляне называли его именем «утреннею звезду» — Венеру. — Он многозначительно изогнул бровь.

— Мужчины с Марса, женщины с Венеры… Знаю-знаю, но рискну предположить, римляне не читали сей бестселлер.

— Однако это занятное совпадение.

— Хочешь ещё совпадений? Сегодня у нас что? Пятница. «Frei-tag», — намерено растянул я слоги. — «Frija».

— «Пятница», «Фрия». Что я должен из этого понять?

— Фрия — богиня любви и плодородия, соответствует римской…

— Венере, — рассмеявшись, закончил он фразу за меня. — Женщины!

— Ты и в отношении своих сестёр столь же категоричен?

— Реалистичен. Я не слепой. Это в крови любой женщины — быть распутной. Знаю, тебе приглянулось это слово, — ухмыльнулся он. — Сёстры ничем не отличаются от остальных, только после замужества они стали играть роль благочестивых жён. Кстати, в следующий четверг у них день рождения.

— Да ну?! Ты не говорил, а я и предположить не мог, что они близняшки.

— Это всё разный цвет волос. В общем, в субботу я буду в городе, если у тебя выдастся свободный вечер — заезжай, вместе что-нибудь сыграем. Я буду рад, и им будет приятно. — Он сделал очередной глоток и, поморщившись, продолжил: — Поразительно, ещё несколько лет и мои старшие племянники закончат школу. Семейные встречи с каждым разом даются мне всё тяжелее. Словно в пыльное зеркало смотрюсь: в родителях отражаются ожидания, которые я не смог оправдать, в сёстрах — быстротечность времени, а в их детях я вижу свою смерть.

— Даже любопытно, какие ожидания?

— Ты в курсе. Я не стал военным, как хотел того отец. Я не стал музыкантом, настоящим музыкантом, как ожидал того дед. Я не завёл семью, но об этом мать твердит и по сей день. В нашей семье на первом месте стоят традиции, а только потом желания.

— Хорошая традиция — заводить семью, — усмехнулся я над нелепо прозвучавшей фразой.

— Да, хорошая… — протяжно выдохнул он. — Железный аргумент матери, против которого ни одно моё возражение не имеет весомости: «Сави, в нашей семье принято рожать рано».

— Может, у тебя ничего не выходит из-за отсутствия вагины?

— Хах.

— По-крайней мере у тебя есть семья.

— Нет, в вопросе о личном счастье не должно быть крайностей. А я счастлив, но стоит мне встретиться с семьёй, как они начинают утверждать обратное. — И тут я понял, почему Ксавьер, прикрываясь музыкой, таскал меня за собой на подобные мероприятия: я был его щитом. Я был таким же, как он — холостяком, живущим в своё удовольствие. Правда не знаю, наслаждались ли мы вольной жизнью в действительности или от безысходности.

— Счастье настолько сильный наркотик, что с возрастом мы умудряемся извлекать его из горестей. Я чаще убеждаю себя в том, что счастлив, нежели ощущая это.

— Назревает кризис? Неподалёку есть клуб, я вызову такси? — предложил он.

— Для чего? — не понял я его намерений.

— Хочу помочь. Решим твою проблему.

— Какую проблему?

— Тебе нужно выпустить пар. — Хищно оскалившись, он похабно принялся толкать языком по внутренней стенке щеки, намекая на способ решения проблемы.

— Самоуважение — единственное, что я ещё не потерял.

— Брось! Твои последние отношения закончились год назад, а ты всё пытаешься блюсти обет святого целомудрия.

— Вовсе нет. Только сейчас. Если бы сейчас я был один — это одно, но…

— Так и есть.

— Нет, я… Каким дерьмом в таком случае я стану, если вот так запросто, поддавшись похоти, изменю собственным принципам? Дарить удовольствие шлюхе? Насколько же я должен обесценить свой выбор?! Насколько должен презирать собственное тело, чтобы делиться им с отбросами?!

— Остынь. Я тоже кричал о духовности лет в семнадцать, а в двадцать понял — они все шлю-хи. И твоя француженка не исключение. — Замахнувшийся в ударе сжатый кулак остановился в сантиметре от его гладковыбритой физиономии, прежде чем я осознал то, что собирался совершить.

— Прости, я…

— Пошли! — спрыгнув с подоконника, хлопнул он меня по плечу. Всего лишь пара глотков коньяка, а в горле стоит тошнотворный ком самопрезрения. — «You need coolin’, baby, Iʼm not foolin’», — пританцовывая, Ксавьер пропел строчки песни Led Zeppelin, вызвав своим приподнятым настроем во мне очередной приступ тошноты.

И я уже знал, куда мы направлялись. Но не догадывался, что именно затеял Майер. В подобном я ещё никогда ни с кем не соревновался. Притащив дополнительную ударную установку в одну из свободных комнат звукозаписи, мы оборудовали наш персональный музыкальный ринг. Правило предельно просто: зеркально отражать действия друг друга. Начали с нехитрых упражнений — никто не сбился. Счёт по нулям. Раунд два. Добавляется кардан и базовые сбивки. Счёт по нулям. Раунд три. Полиритмия. Мой ход: четыре к трём между малым и бас-барабаном и восьмые на хай-хэте. Меняю инструменты, чётко отбивая на каждую четвёртую шестнадцатую — Майер не отстаёт и ловко перестраивается, затем отвечая четвёртыми к седьмым.

— Твою мать! — И я не успеваю отсчитать грёбанную шестнадцатую. — Не смей! — говорю, направляя на него палочку, словно я какой-то очкастый Гарри Поттер, но насмешливая гримаса озаряет лицо Ксавьера.