В темном углу клети раздался шорох. Сердце девчонки подскочило к горлу, страх жаром окатил тело. «Что?.. только бы не…» Встречи в амбаре Дротты было с избытком на сегодня. Оли забывала, как дышать.
– Кто ты?..
Голос, раздавшийся из темноты, был спокоен и даже ласков. «Еще один несчастный…» Глаза Оли привыкли к темноте, и девчонка смогла разглядеть силуэт человека, одетого в грязные лохмотья, с повязкой на глазах, на которой проступали бурые пятна.
– Пленница… За что тебя так? – с участием в голосе, еле справляясь с душащим девушку плачем, спросила Оли.
Пленник не торопился с ответом. Лишь слегка приподнялся со своего места, показав пожилое бородатое лицо в блеклом свете факелов. Плотная грязная повязка, закрывающая ослепленные глаза, не смогла скрыть нахмуренных бровей.
– Мне знаком твой голос… клянусь Всеведущей Одарой, знаком. Как зовут тебя, дитя?
«Одарой?.. Одарой… Одарой…» Оли медленно подползала на коленях к старцу.
– Оли. Оли меня зовут…
– Оли?.. – старец едва улыбнулся. – Оли, дочь Сваны, ты не узнаешь меня?..
Тяжело вздохнув, старец откинулся спиной к стене вновь.
– Я, наверно, и сам бы себя не узнал…
Оли подбросило на месте, она подскочила к старцу, прижав его израненную, слепую голову к своей груди.
– Отец Вохан!
Слезы хлынули из глаз Оли, промокая свалявшиеся волосы старого её знакомца. И Оли не хотела думать горечи слезы это или слезы счастья. Старец обнял ее и стал успокаивать, поглаживая по руке.
– Ну, что ты? Что ты? Не конец еще это? Успокойся.
Оли прижалась к плечу Вохана, успокоившись, лишь изредка шмыгая носом. В клети было темно и сыро, но встреча старого знакомца согревала откуда-то изнутри. Слабый огонек надежды, что еще не конец. Как блеклый свет факелов, освещающих коридор меж клетями, с такими же как она пленниками. Молодые юноши и девушки, лишенные надежды вновь увидеть небо. Всем оставалось только сидеть и ждать, отмеряя пройденное время звуком где-то капающей на каменный пол воды. Спокойный ритм, как дыхание отца Вохана. Жреца храма стихий, рассказывавшим им, еще детям, небылицы про тайны земли и неба.
– Отец Вохан, ты спишь? – тихонько прошептала Оли.
– Нет, дитя. Рано же еще, зачем спать?
Оли подняла на старца взгляд. Седовласый, с повязкой на глазах жрец, казалось, не боялся той тьмы, что для него теперь стала обычной. «Сквозь стены видит?»
– Откуда ты знаешь, что еще рано? Неба же видно?
– Небо… – с тяжелым вздохом повторил старец. – Хочешь я расскажу тебе о том, как устроено небо?
– Расскажи.
В соседних клетях раздался легкий шелест одеяний. Отец Вохан был одним из тех жрецов, что умел рассказывать. За что вся малышня его и слушалась.
– Далеко, за облаками вечное небо превращается в великую пустоту, в которой наша земля, круглая, как яблоко, вращаясь, летит навстречу своей судьбе. Маленькая крупица в россыпи миров, сопровождает свое светило, которое мы зовем Сольве – звезда, дарующая свет и тепло. Сольве восходит первым на небосводе, что бы те, кому оно светит, всегда помнили с чего начиналось все. Сольве светит долго и ярко, чтобы успеть согреть все и всех. Чтобы мы, знали, что даже кочуя из одного края в другой, мы остаемся детьми этой земли. Поэтому все и говорим на одном языке. Но и нашему светилу нужен отдых. Оно уходит, оставляя небосвод во власти Хаале – луны, что кружит вокруг нашей земли, приглядывая за снами, которые приходят под утро. Чтобы ты, дитя, верила, что новый день начнется с рассветом… И одному лишь во всем этом быть неизменным – мерцающие маленькими звездочками полосы на небе. Кольца, пояс нашей планеты. Это остатки Трибе – последней обители Великого Змея, ушедшего, оставив планету на нас. Смерть Трибе – неизбежный конец всего, породивший начало нового мира. Того, что ты видишь сейчас.
Вохан умолк. Он слушал мерное дыхание Оли, сморенной усталостью и успокоенной рассказом старца.
Вохан знал эту клеть, помнил – он не попал сюда ослепленным пытками. Аккуратно подняв, он перенес Оли в самый темный угол, там, где была сухая земля и остатки настила из соломы. Мрак проглотил спящую девушку. Поглотил, чтобы скрыть и не тревожить мирного сна ее и всех, кто ютился рядом с ним в тесных клетях каземата.
Какое- то время спустя скрипнула входная дверь и по глиняному полу тюрьмы раздались властные шаги добротных, подбитых кожей сапог, не принадлежавших обычным стражникам.
8
В свете факелов коридора каземата шагал Император Воймаз, в сопровождении двух стражей. Уверенной походкой он подошел к клети, в которую заточили старца и оперся одной рукой на прутья решетки.
– Что ж, старик, я вижу, что пытки не развязывают твой язык, – без лишних церемоний произнес правитель, убирая руку с решетки.
Поглядев на ладонь и еле заметно сморщившись от пренебрежения, оттер руку о подол плаща одного из стражей.
– Он вообще ничего не поведал? – обратился он ко второму стражу.
– Он назвал свое имя, Император. Вохан.