Атиров меч. Книга первая. Сказ о Дайири

Вохан насторожил слух и принюхался. За звякнувшим о затвор засовом, раздался скрип отрывающейся двери. В без того душный каземат, ворвался едкий запах без меры выпитой браги и мужского тела, не видевшего воды и бритья дней шесть к ряду. «Один стражник…» Были бы глаза у старца, да смотреть бы не стал. И так было понятно – страж горечь свою залить пытался. Еще днем Вохан слышал перебранку стражника со своим начальством о том, что ему Бавсу – воину его имперского величества страсть как жаждалось в поход. Да только примакараху и дело до этого не было. «Велено – держать дозор у тюрьмы с особо важными пленниками Императора!» – и весь разговор. И что с того, что он – Бавс – брагу любит. Кто ж ее в Империи не любит? Он же – Бавс – из тех воинов, что сохранили жизнь Императора и принесли ему победу в битве при Ладре. Выжили не все? И что? И что с того, что и ему – Бавсу – ценой победы был глаз, левое ухо и стопа правой ноги? Он ведь и сейчас в бой!

Шаркающую походку дозорного сопровождал мерный плеск воды в деревянном ведре и стук небольшого деревянного предмета, плавающего на поверхности воды в ведре и барабанящего о его края. «Что такое?.. Черпак?.. Поить велено, кормить – утром.»

Стражник обходил клети по одной, останавливаясь и, видимо, пытаясь разглядеть небольшие глиняные миски у дверей решетчатых камер, чтобы налить в них «…рассчитанную норму, дабы жизнь опального еще теплилась в теле.» И, видимо, получалось с трудом – журчание воды по донышку мисок часто сопровождалось плеском ее же об пол. У клети отца Вохана мрак скудно освещенного тюремного помещения был еще плотней, чем у входа, где висели факелы. Бавс, неразборчиво что-то бубня себе под нос, со стуком поставил ведро на пол.

Вохан, крепко стиснул плечо Оли, когда та, проснувшись от резкого звука, попыталась вскочить. «Не шевелись-ка, дочка…» В миске у входа в их клеть плеснулась вода.

– Я ж еще… в бой… Драка ведь что есть?.. Пустяк же… – бубнил Бавс поднимаясь на ноги. – А! Дрянь это все!.. – опять бросив ведро на пол, кручинился страж.

Оли вновь вздрогнула у ног Вохана, сжав край его одеяния в кулаке. Послышался глухой удар бритой наголо головы о железные прутья решетки.

– Один кувшин всего… Кувшинчик…

К хмельному причитанию дозорного примешивался звук развязываемых узлов на портках и последующее журчание тонкой струи об пол в пределах клети.

– Под страхом… стра… ик!.. рахм… Иди, воюй! Охраню… охраня… ик!.. яю я яму эту… ик!.. выгребную…

Вохан знал, что Оли все видит и не успел заслонить ей глаза своей ладонью. Да что уж теперь? Девчонка отвернулась, сжавшись в комок еще сильней. «Заметил… прости, дочка, поможешь…»

– Что?! – Взревел дозорный, – не нравится? Не нравит… ик!.. ится тебе, неумойка? Сейчас… я вот…

Рев стражника перешел в неразборчивое бормотание вперемежку с сопением, пока тот, возился с завязками порток и, следом, с замком клети Вохана и Оли.

– Не пожалел бы ты о содеянном, – спокойным тоном обратился старец к Бавсу-стражнику.

Вохан сидел, не меняя позы, предчувствуя, что своими словами лишь распылит ярость стража. «Войдет?..»

– Что?! Что ты там промямлил, рухлядь? – громыхнув отворившейся дверью прорычал стражник. – Сейчас я вам все покажу…

Смрад от тела стражника перемешанный с перегаром от браги резко ударил в нос ослепленного старца. «Руки потянет! Оли…»

– Все покажу! Всем! Знаешь, что ты сейчас узнаешь, замарашка?

– Не тронь, – велел Вохан Бавсу, схватив его за протянутую к Оли руку.

– Что?! Сгинь отсюда, тряпка старая! – взревел страж, отшвыривая старца о девчонки. – Иди сюда, что покажу…

Вдруг тусклый свет каземата померк для Бавса, унося пол из-под ног в спокойную тьму хмельного забытья. Тяжел воханов кулак. Сильна рука бывшего рудокопа.

Оли, вжавшись в стену, со страхом смотрела на поверженную махину стража. Даже голос отца Вохана не сразу разобрала.

– Оли, дочка, ты поищи ключи и освободи остальных. Выходить отсюда пора. Я сейчас.

Старец ощупывал ноги стража в поисках ремешков деревянной колодки, служившей Бавсу стопой. «Тут полежи… Я только отстегну, чтоб быстро не бегал…» Оставалось обыскать тело в поисках оружия и завистливо отнятого оберега одного из юнцов. Зуб караха, с вырезанной на нем руной имени. Единственная память Леха о своем отце, пропавшем на перевале Косматых хребтов.

Темные коридоры, ведущие к каземату, казались беглецам слишком путанными и извилистыми. Что ждет за поворотом. Свобода? Выход? Очередные покои? Или толпа стражников? Слепой, два юнца, ладно хотя бы один сын охотника, и три девицы. «Велико войско!»

Вохан шел, держась за плечо Оли одной рукой, а второй чуткими пальцами опираясь на стены дворцовых ходов. Ему незрячему, теперь только и полагаться на то, что у него осталось. А пальцы теперь все чувствовали. Как слышали. Вдруг ладонь на плече Оли, крепко сдавив, дернула ее, пряча за спину старца. Беглецы застыли в молчании и тишине, ожидая слов наставника.

– Затушите факел. И не звука, – прошептал Вохан.