В 1891 году Эндрю Лэнг прославил «приключения принца Флористана в Лондоне, городе из волшебной сказки». Этот фантастический Лондон двух первых новелл нашей книги пригрезился Стивенсону в 1882 году. В первое десятилетие следующего века его разведку, к счастью для нас, продолжил отец Браун. Стиль Честертона – воплощенное барокко, у Стивенсона он классичен и смягчен иронией.
Двойник, чей образ дарила бесчисленным поколениям живущих гладь стекла и воды, всегда занимал Стивенсона. У него есть четыре вариации на эту тему. Первая – забытая теперь комедия «Deacon Brodie»[75]
, написанная в соавторстве с У. Э. Хенли, герой которой – краснодеревщик и вместе с тем вор. Вторая – аллегорическая повесть с непредвиденным и роковым концом «Маркхейм». Третья – «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда», сюжет которой явился ему в страшном сне. Эту историю многократно экранизировали; режиссеры всякий раз отдают обе роли одному актеру, что разрушает неожиданность финала. Четвертая – баллада «Тикондерога», где двойник, fetch, ищет своего хозяина, highlander’a, чтобы довести его до гибели.Роберт Льюис Стивенсон – один из самых честных, самых изобретательных и самых страстных писателей в мировой литературе. Андре Жид написал о Стивенсоне: «Если жизнь опьяняла его, то как легкое шампанское».
Леон Блуа
«Спасение через евреев. Кровь бедняка. Во тьме»
Подобно Гюго, которого он по известным причинам недолюбливал, Леон Блуа вызывает у читателя или безграничное восхищение, или радикальное отторжение. К несчастью для него самого и к счастью для искусства риторики, он стал специалистом в области оскорблений. Он писал, что Англия – это прегнусный остров, что итальянцы отличаются своим коварством, что при встрече с бароном де Ротшильдом ему пришлось пожать «то, что по неведомой причине называлось его рукой»; писал, что все гениальное строго запрещено для всего прусского, что Эмиль Золя был пиренейским кретином, что французский народ был избранным, а другим народам следовало довольствоваться крохами, падавшими с французского стола. Я цитирую эти неприемлемые фразы по памяти и наугад. Сформулированные емко и незабываемо, они затмевают пророка и визионера по имени Леон Блуа. Подобно каббалистам и Сведенборгу, он думал, что мир – это книга, а каждое существо – знак божественной криптографии. Никто не знает, кто он на самом деле. Блуа писал в 1894 году: «Царь является правителем и духовным отцом ста пятидесяти миллионов людей. Однако лежащая на нем безмерная ответственность мнима. В сущности, перед Богом он отвечает за весьма малое число своих ближних. Если во времена его правления бедняки в его империи были угнетены, если его правление принесло неисчислимые бедствия, кто знает, не был ли истинным и единственным их виновником слуга, чистивший его обувь? А проникни наш взгляд в сокровенные глубины, кто оказался бы там царем, кто королем, а кто кичился бы тем, что он простой слуга?»[76]
Он полагал, что астрономическое пространство – не что иное, как зеркало глубин души. Он без лицеприятия отрицал науку и демократические институты.Леон Блуа работал во многих жанрах. Он оставил нам два романа, отличающихся автобиографическим характером и барочной стилистикой: «Отчаявшийся» (1886) и «Бедная женщина» (1897). Он пропел мистическую хвалу Бонапарту в «Душе Наполеона» (1912). «Спасение через евреев» датируется 1892 годом.
«Бхагавадгита. Сказание о Гильгамеше»
Перед нами две прославленные поэмы азиатских литератур. Одна – «Бхагавадгита», ее название можно перевести как «Песнь Бога» или «Песнь Благословенного». Она создана во втором или третьем веке до нашей эры. Имя автора неизвестно; индусы обычно приписывают произведения своей словесности богам, сектам, героям сказаний или попросту Времени – гипотеза, достойная внимания, но путающая эрудитов. Поэма насчитывает семьсот строк и входит в «Махабхарату», насчитывающую двести двенадцать тысяч. В ней сражаются две армии; герой Арджуна колеблется, вступать ли ему в бой, поскольку боится принести смерть своим родителям, друзьям и наставникам, которые выступают за армию противника. Возничий побуждает его следовать долгу, предписанному кастой. Заявляет, что мироздание призрачно, а значит, призрачна и война. Душа бессмертна, со смертью плоти она переселится в другие существа. Ни крах, ни триумф значения не имеют; главное – исполнить долг и достигнуть нирваны. Потом раскрывается, что в его облике был Кришна, чье имя – одно из тысячи имен бога Вишну. Одному из пассажей, где утверждается единство противоположностей, поздней подражали Эмерсон и Шарль Бодлер. Забавно, что хвала войне доходит до нас из Индии. В «Бхагавадгите» сталкиваются шесть школ индуистской философии.