Авантюрин. Сборник рассказов

«Дорогая мама», – написала Ситлали, старательно выводя каждую букву. Встала из-за стола, подошла к осколку зеркала над кроватью, переплела косу, придумывая, что написать в родную деревню. Вернулась, снова заточила карандаш, хотя он ещё не успел затупиться, и начала: «Мальчики не болеют. Муж тоже. На плантациях много работы. Я по тебе скучаю. Надеюсь, к Пасхе сможешь приехать». Она знала, что из-за последней строчки муж заставит её всё переписывать снова, но, как всегда, надеялась, что не заметит.

Дождь продолжался, грач сидел на заборе, втянув голову в тельце.

– Перья промокнут, лететь не сможешь, – сказала ему Ситлали, как если бы он мог её услышать.

Она обычно ни с кем, кроме мальчиков, не говорила и поняла, что уже не придётся.

– После такой воды извержения точно не будет. Всё кончено. Сюда никто не приедет, – произнесла она, зажмурилась и так просидела с минуту.

Затем положила письмо с открыткой в конверт и подошла к детям. Мальчики играли с кусочками застывшей лавы и показали матери тот, что раскололся: внутри него была сухая мошка.

– Как она туда попала? – спросил Хупитер у Ситлали.

Та пожала плечами и отвернулась, чтобы сын не заметил, как дрожат её губы.

– Что такое красный? – спросил Хорхе, который взялся разглядывать книжку.

Ситлали рассказала ему про редис, розы и заход ленивого южного солнца между горами, но он ничего не понял. Она подошла к окну, чтобы найти что-нибудь для примера, но всё было серым от пепла и тени большой горы, которая, женщина полагала, навсегда потухла, потому что огонь, который она заливала водой из таза, никогда не разгорался снова.

Хупитер заметил грача, открыл окно и бросил в него кусок лавы. Птица сорвалась с места.

– Куда он улетел? – спросил Хорхе маму.

– В Кайялу, сынок, на землю наслаждений. Оттуда четыре зверя принесли Создателям Мира початки жёлтой и белой кукурузы. Из этих початков Создатели слепили четырёх первых людей, и все они были колдунами. Один был смеющимся тигром, другой приносил в жертву куриц, при третьем никто не садился, четвёртый был ночным, лунным. Они могли с одного места видеть всю землю, наперёд знали, что случится, но Создатели решили, что люди должны быть глупее. Тогда Сердце Неба дыхнул в лица колдунов туманом, и те всё забыли. С тех пор видели только то, что находится перед глазами, – сказала Ситлали.

Помолчала и добавила тише:

– Так и я не видела ничего, кроме лент и безделушек.

– Что случилось с этими четырьмя колдунами? – спросил Хорхе.

– Создатели дали им четырёх женщин. Люди начали размножаться под солнцем, которое ещё только рождалось на небе, и колдуны растворились среди своих потомков.

– Мама, а кто из колдунов был плохим, кто – хорошим?

– Этого никто не знает.

– Они были друзьями?

– Да. Они отправляли друг другу послания через птиц и животных, – ответила Ситлали и пошла заниматься делами.

Почистила свёклу, морковь, отделила от костей мясо, поставила на огонь кастрюлю, но горькое предчувствие застряло в горле, как орех в щели пола. Размолола в вулканической ступке зёрнышки кукурузы, из которых сделаны её кровь и мясо, пока лепила тортильи, поглядывала в окно, но грач не возвращался.

Наступил вечер. Дождь продолжался. Хоакин, который до этого спал в гамаке под навесом, зашёл в дом, молча съел несколько кукурузных лепёшек, выпил рюмку текилы, переоделся, облил грудь одеколоном, взял со стола письмо и уехал. Ситлали смотрела в окно, как темнота проглатывает огоньки его машины. «Эта несчастная ещё не знает, кого пускает к себе под одеяло», – думала она, перекладывая уснувших на полу мальчиков в кроватку. Перецеловала им ладошки и щеки, переоделась в ночную рубашку, помолилась и уснула под грохот дождя по крыше.

Ситлали снилось, что она с сыновьями шла по застывшей лаве, а они прикладывали ушки к местам, где раньше были кроличьи норы. Когда им чудилось слышать писк, брали палки и ковыряли пористый камень. Ситлали знала, что всё тщетно, но ничего им не говорила, только гладила потные головки, а сама взглядом искала грача, который, как теперь поняла, был посланником из родной деревни, от доброй колдуньи.

В ту ночь взорвался вулкан, и лава накрыла их дом так быстро, что женщина и мальчики не успели проснуться. Последнее, что запомнила Ситлали, перед тем, как забыться, – шум дождя и тиканье чужих часов над кроватью.

Изумруды

Для странника нет доли печальней, чем умереть в своей кровати, на матрасе, который хорошо поддерживает позвоночник. При мысли об этом Доротея трясла головой, словно хотела сбросить паука с макушки. Знала, с ней этого не случится: она Магомед, которому всю жизнь суждено идти в горы. Правда, горы с каждым днём кажутся всё дальше, а иногда из-за бахромы оконных штор их вовсе не видно.

«Как он меня поймал? Зачем я согласилась его дождаться? Наверное, любила, а теперь даже лица его не помню. За годы ожидания затихло сердце и ослабли ноги. Куда я теперь денусь?» – сокрушалась Доротея, сидя на скамейке у своего дома.