Аврелия

Архигалл слушал ее со вниманием и без тех чисто официальных отношений к ее горю, которые обыкновенно заметны в обращении лиц известных, знатных, имеющих высокое положение в обществе.

Вот каковы были ее жалобы. Мизитий почему-то сделался сумрачным, молчаливым, часто пропадает целые ночи, и Геллия не знала, что такое творится с ее мужем. Мизитий все время совещался с какими-то таинственными и подозрительными личностями, которые вдруг появлялись и так же вдруг исчезали, и Геллия только случайно замечала, как ее муж, забившись в потайную комнату, что-то переписывал, читал какие-то листы, принесенные все теми же странными лицами. Один раз Мизитий пропадал даже целый месяц. Что было с мужем, куда он отправлялся, Геллия не знала. Он и ушел-то скучным и озабоченным, а вернулся совсем уже мрачным и рассерженным. В другой раз к ним явился какой-то человек в траурной одежде, явился ночью и просил у Мизития гостеприимства. Он жил у них несколько дней, и муж обращался с ним предупредительно и особенно заботливо, а бедная Геллия, истерзанная той тайной, которой муж окружал себя по отношению к ней, принуждена была уйти из дома и обратиться к Аполлону, столь известному добрым сердцем, умом и снисходительным отношением к ним, слабым женщинам…

Архигалл слушал ее сначала с праздным любопытством, а потом и с нескрываемым интересом: так тронули его эти интимные излияния молодой женщины, ее негодование на мужа, который действительно вел себя слишком подозрительно, чтобы не сказать более. Он взглядом подбодрял Геллию, а желая услышать от нее и объяснение всем чудесам, которые происходили в ее доме, с нетерпением ожидал конца рассказа и хотя бы ничтожного намека на причины всего происшедшего. Но архигалл не дождался, так как Геллия ничего не могла сказать ему определенного и точного.

— Ну а дальше? — спросил он молодую женщину, видя, что она остановилась и не знает, чем продолжать свой рассказ.

— А дальше? — ответила Геллия. — Потом я отправилась сюда, затем на Тиберинское поле, помня, как ты мне прежде заметил, что я там не бываю…

— Это очень хорошо, очень хорошо, — проговорил архигалл, — но скажи мне…

— Больше мне нечего говорить, — прервала его Геллия, — вот это я могу показать, я нашла это вчера вечером.

И она протянула Аполлону скомканный лист папируса.

Это была первая прокламация Антония, которую Регул принес Домициану и которая уже тогда в изобилии была распространена среди народа.

Архигалл несколько раз перечел этот лист и сильно взволнованным голосом спросил Геллию:

— Каким образом этот документ попал тебе в руки?

— Третьего дня Мизитий ночью ушел из дому и вернулся назад с большим свертком. Весь следующий день он работал тайно от меня и что-то писал… Я это видела… К нему являлись неизвестные лица и вскоре исчезали с какими-то листами, которые они получали от Мизития. Один из этих листов упал, я его подобрала и принесла. Вчера вечером Мизитий опять ушел, пропадал всю ночь и утром еще не вернулся…

— Знай же, Геллия, — проговорил внушительным тоном архигалл, — что твой муж погиб, если императору известно содержание этой бумаги.

— Почему так? — наивно спросила Геллия.

Архигалл посмотрел на нее с удивлением:

— Да разве ты не читала того, что здесь написано?

— Нет, читала. Я очень хорошо вижу, что императору готовят какое-то зло, но могу ли я знать, что будет дальше. Каким образом император может знать о существовании подобной рукописи?

Ни Геллия, ни архигалл не знали еще, что рукопись была уже известна всему Риму.

— Император очень хорошо об этом осведомлен, — проговорил Аполлон и каким-то особенным тоном вдруг прибавил: — А что, если и Мизитий тоже заговорщик?

— Мизитий… заговорщик! — вскричала молодая женщина, вся побледнев от этой неожиданности, от такого нового открытия.

— Да, твой муж заговорщик, — повторил архигалл, — иначе никак не понять его таинственности и внезапных отсутствий, его возвращения с подозрительными людьми и всех его поступков.

— Ах, я несчастная! Мизитий погиб! — рыдая и падая на колени, вскричала молодая женщина.

— Не погиб еще, нет. Не плачь! — пробовал ее утешить архигалл. — Я знаю средство спасти его.

— Какое?

— Я не могу сейчас его указать, но потом ты узнаешь. Дай мне эту рукопись и оставь покамест меня одного: мне надо подумать.

И с этими словами Аполлон отпустил Геллию.

Жрец Изиды немного успокоил несчастную супругу, и она поспешила домой, где, к своей радости, застала только что возвратившегося откуда-то мужа.