После ее ухода и архигалл покинул свое жилище. Он не медлил, а прямо пошел по направлению к форуму. По привычке он хотел зайти к брадобрею Евтрапелу поболтать о новостях с хозяином и с посетителями. Но, подойдя поближе, жрец заметил, что магазин Евтрапела окружен небывалой по величине толпой. Взорам архигалла представилось довольно необычайное зрелище: Евтрапел отбивался от центуриона, стараясь освободиться от его железных объятий, и доказывал ему, что он вовсе не сочинял никаких прокламаций и ничего общего с ними не имеет. Тут были и крики, и брань, и довольно сильная потасовка. При слове «прокламация» архигалл насторожился. Он обратился за разъяснением к одному из свидетелей этой сцены. Оказалось, что в эту ночь кто-то прилепил один экземпляр прокламации к дверям цирюльни; естественно, должна была образоваться толпа, жадная до всяких интересных объявлений, каким, несомненно, была и прокламация. Солдат-преторианец сорвал объявление, растоптал его ногами на глазах публики, а обрывки его передал центуриону. Этот-то центурион и требовал теперь ответа от Евтрапела, который, однако, был тут ни при чем. Евтрапел действительно употреблял всю силу своего красноречия, чтобы оправдаться от обвинений в столь тяжком преступлении.
— Что же тут думать? Надо освободить Евтрапела! — произнес Аполлон и, пробравшись через толпу, обратился к центуриону, державшему в руках обрывки прокламации: — Позволь мне посмотреть эту бумагу. Я думаю, что наш друг Евтрапел, столь преданный своему императору, неповинен в появлении этих прокламаций.
Офицер показал ему один из кусочков злополучного папируса, и жрец узнал в нем обрывок той рукописи Мизития, один экземпляр которой был у него в кармане.
— Центурион, — продолжал жрец, — освободи бедного Евтрапела. Автор уже открыт, и Регул, вероятно, знает, кто он такой.
Никто в Риме не смел противоречить представителям культа, и никто поэтому не смел сомневаться в истинности слов архигалла.
Центурион почтительно поклонился жрецу, и Евтрапел получил свободу. Последний прыгал от радости и готов был даже целовать Аполлона. А тот шепнул ему на ухо:
— Закрывай свою лавку, Евтрапел, мне надо сказать тебе несколько слов.
Евтрапел повиновался. Зрелище кончилось, и праздная толпа стала редеть и наконец совсем разошлась.
— Послушай, дорогой друг! — сказал Аполлон, когда они остались одни. — Иди сейчас же к Регулу и скажи ему, что Мизитий — знаешь этого флейтиста? — принимал близкое участие в распространении прокламаций.
Аполлон показал цирюльнику рукопись, которую ему принесла Геллия. Тот, видимо, ничего не понимал и лишь вопросительно глядел на Аполлона.
— Больше мне ничего не известно, — продолжал жрец, как бы отвечая на немой вопрос цирюльника. — Регул — великий знаток своего дела, он все разыщет и разузнает. А теперь прощай, Евтрапел! Не опоздай, смотри, сейчас же иди!
Жрец ушел домой, Евтрапел почти бегом отправился доносить Регулу на несчастного флейтиста, а ничего не подозревавший Мизитий беседовал в это время со своей женой.
VI. Обманутые надежды заговорщика
Мизитий был уже давно дома, когда Геллия вернулась от верховного служителя храма Изиды.
— Мы должны объясниться с тобой, — прямо начала молодая женщина.
— В чем мы будем объясняться? — мрачно проговорил муж.
— Ты заговорщик, Мизитий! — воскликнула Геллия, давая полную волю слезам.
Он хотел возражать, но жена не дала сказать ему ни слова и с тем же плачем продолжала:
— Да, ты заговорщик, Мизитий! Я теперь все знаю, и у меня есть доказательства…
— Откуда ты знаешь? — с беспокойством спросил ее муж.
— Тебя уже три месяца не было дома, ты и меня оставил… Ты постоянно водишься с какими-то подозрительными людьми… Посмотри на себя: на кого ты похож? Ты стал мрачным, молчаливым… Что тебя беспокоит? Ты что-то пишешь, переписываешь, и я знаю что, а ты еще спрашиваешь, откуда мне все известно, как я могла узнать, что ты заговорщик…
Мизитий только вздохнул. Он был удручен.
— Ты и себя губишь, Мизитий, и меня…
Геллия зарыдала, закрыла лицо руками и беспомощно опустилась на стул.
— Геллия, дорогая моя, — взволнованно шептал ей на ухо муж, стараясь ее успокоить. — Дорогая жена моя! Выслушай, что я тебе скажу! Успокойся! Скоро, очень скоро мы будем богаты и знатны… Я заговорщик, но только для тебя, только для моей Геллии, пойми ты это… Меня обещали жрецом сделать… Ты тогда будешь женой жреца…
— Глупый ты! — воскликнула Геллия тоном, который отнял у мужа всякую охоту возражать. — Каким образом? — заговорила снова она, быстро поднимаясь, отстраняя от себя мужа и пристально глядя ему в глаза. — Каким образом ты, простой флейтист, думаешь попасть в жрецы, для чего прежде всего надо быть патрицием?…
— Почему же и нет? — спросил Мизитий. — Если удастся, то это будет платой за те услуги, которые я окажу Риму низвержением тирании Домициана.