Аврелия

Результат был поразительный. Домициан чуть не получил нервную горячку, а Регул опять должен был признать свою новую неудачу, так как цель его так и не была достигнута. Стены Рима быстро были увешаны прокламациями, народ узнал о заговоре, а в Германию отправился курьер с просьбой к Антонию поспешить в Рим и немедленно выступить против императора…

Что же касается письма Метелла к весталке, то оно осталось пока в руках Гургеса.

VII. Похороны христианки

Гургес остался с письмом в руках. Носитель жезла богини Либитинской, обыкновенно с важностью участвовавший в похоронных процессиях, должен был помимо своей воли сделаться почтальоном и придумать самый удобный способ доставить письмо по назначению.

— Попросить Цецилию, — раздумывал он. — Она могла бы передать письмо весталке. А вдруг я ее толкну в опасность?… Я люблю Цецилию, хотя она и жена Олинфа, — и я не смею увеличивать ее страдания. Бедная! Но что же мне делать?

Он усиленно тер себе лоб — обычный жест людей, попавших в особенно затруднительное положение.

— Нашел, нашел! — вдруг крикнул он. — Чудесно! Мне очень нравится христианский епископ. Это письмо касается будущности юных цезарей, а он, говорят, им приходится родственником. Не возложить ли на него это поручение?

Гургес даже подпрыгнул от удовольствия: так проста показалась ему мысль о христианском епископе. И он крикнул могильщиков, не замедливших предстать перед ним со своими факелами.

— В дорогу! По направлению к Капенским воротам! — кричал Гургес.

Все это произошло в один момент, и они скоро были на улице.

Миновав Капенские ворота, они должны были довольно долго идти по Аппиевой дороге, пока не вступили в старинный лес муз, где там и сям были разбросаны жалкие лачужки, служившие убежищем для древних христиан. Ночное время и темнота привели Гургеса в беспокойство. Дорога была дальняя, а кругом пусто, дико и не видно ни одного живого существа. Вот вдали показались какие-то светлые точки, блеснул свет факелов, и в тиши ночи раздался громкий оклик, от которого Гургес еще больше пришел в смятение.

— Начальник городской охраны!.. Кто идет?…

Стража делала по дороге ночной обход и, заметив факелы Гургеса, в столь неурочное время путешествующего с могильщиками, заставила его остановиться и сказать, кто он.

У Гургеса были частые столкновения с начальником городской охраны. Не один раз во время своих ночных экскурсий Гургес попадался на глаза стражей с зубами и волосами мертвецов, и тот пытался отнять их у могильщика, так святотатственно продававшего эти предметы цирюльнику Евтрапелу.

При иных обстоятельствах встреча Гургеса со стражей не привела бы его в беспокойство и не заставила бы его чуять для себя какую-нибудь опасность. Но теперь было иначе.

«Если начальник вздумает по-прежнему обыскивать меня, — думал Гургес, — что станется с письмом весталке и что они со мной сделают?»

Затруднение Гургеса было так велико, а медлительность так подозрительна, что, не получая ответа на свое приказание, начальник галопом поскакал на чудном коне к молчаливой и смущенной группе могильщиков и снова закричал им уже настойчиво и сердито:

— Кто идет?

Гургес приняв гордый вид и, придав своему голосу больше спокойствия, ответил:

— Жезлоносец богини Либитинской.

— Гургес-либитинец? — переспросил тот. — Да? Понимаю!.. Тебя там ждут! Спеши.

Гургес не замедлил воспользоваться приглашением. Он удивлялся и той легкости, с которой ему удалось пройти, и словам начальника.

«Он понимает! — думал Гургес, стараясь объяснить непонятное. — Вот чудесно! Но что он понимает?… Меня там ждут? Кто ждет? Удивительно! Клянусь Венерой, ничего не понимаю…»

— Скорее идем, — обратился он к спутникам, — пока эта ночная ворона не очнулась еще…

Пройдя немного, Гургес должен был снова удивиться. На черном фоне видневшегося налево леса муз путники заметили массу мелькавших огоньков, подобно звездам рассекавших темноту ночи. Явление необыкновенное, и, как заметил Гургес и его могильщики, это были факелы, которые гасли, снова зажигались, двигались… Людей не было пока видно… Опушка леса была красиво освещена этими живыми блуждающими огнями…

«Это христиане! — подумал опять Гургес. — Но что они делают в такой поздний час? Разгуливают с факелами! Вероятно, они действительно ждут меня. Чудно!»

— Идем, идем! — понуждал он могильщиков.

Но едва они сошли с Аппиевой дороги, чтобы вступить в лес, как снова принуждены были остановиться, снова послышался тот же оклик:

— Кто идет?

Теперь его уже спрашивали христиане.

— Гургес! — ответил либитинец уже тоном более спокойным, чем отвечал начальнику полиции.

— Добро пожаловать! — послышались голоса.

— Не знаем, как тебя и благодарить за то, что ты пришел, — прибавил кто-то, выступая вперед и тряся за руку Гургеса. — Спасибо тебе от имени всех наших братьев… У нас большое горе…

— Что же случилось? — спрашивал Гургес. — Я вас не понимаю. Я пришел сюда по причине, которая не может быть вам известна…