Аврелия

Это были храмы Изиды и Сераписа. Перед одним из них стоял чудный розового мрамора обелиск, а тут же рядом с ним помещались две статуи, изображавшие спящих львов, перед другим был тоже обелиск, но вместо львов стояли колоссальные статуи Нила и Тибра. Нил был изображен под видом сфинкса, а Тибр под видом той волчицы, которая, по преданию, вскормила Ромула и Рема. Лестницы, ведущие в эти храмы, и группы перед ними были сделаны из белого мрамора.

Молодая женщина быстро направилась к храму Изиды, но, дойдя до подножия лестницы, на секунду обернулась. Площадь, которая расстилалась перед ней, была совершенно пуста, и ни один недобрый взгляд не мог бы отметить ее присутствия около храма, никто не мог быть свидетелем ее столь ранней прогулки. Она стряхнула с плаща дождевые капли, нагнулась, чтобы подобрать подол туники, и быстро взбежала на лестницу. По тому, во что были обуты ее ноги, показавшиеся теперь из-под платья, можно было догадаться, что она принадлежала к классу богатеев.

Женщина перебежала площадку над лестницей и, не останавливаясь перед самым храмом, где происходило богослужение и откуда доносилось пение и звуки каких-то инструментов, поспешно подошла к скрытой в глубине стены двери. Она несколько раз постучала в нее, потом подождала, прислушалась и опять стукнула.

Прошло несколько томительных мгновений, и за стеной глухо раздались чьи-то шаги. Верхняя часть приотворилась, и глазам юной посетительницы представилось безобразное, сморщенное лицо старухи. Отверстие, откуда глядела эта старуха, было как бы нарочно приспособлено для наблюдений, и не один человек смутился бы при появлении головы страшной обитательницы этого таинственного жилища. Но наша незнакомка так была чем-то занята, так была взволнованна, что даже не удивилась появлению старухи, а вернее, она и раньше с ней была знакома.

— Эпотея! — обратилась она к этой женщине. — Могу я видеть архигалла?

— Вот тебе еще одна, которая не знает, что архигалл в этот час не бывает дома, — грубо ответила старуха. — Клянусь Изидой! Разве ты не видела, что храм открыт? Ступай туда, если ты в чем грешна, а здесь его нет…

— Эпотея, — заговорила опять молодая женщина, видимо начиная уже терять терпение, — я очень хорошо знаю, что архигалл теперь в храме. Но меня могли привести сюда и иные причины… Только знай, что Аполлон останется весьма недоволен, когда узнает, как ты меня приняла.

Старуха наполовину высунула голову из своего окошка.

— Что же тебе надо? — грубо спросила она, не желая даже сгладить то неприятное впечатление, которое она могла произвести на собеседницу.

— Это удивительно! — произнесла незнакомка. — Я ведь, кажется, не в первый раз прихожу сюда, чтобы наедине поговорить с архигаллом. Ты это знаешь, а то, что у меня к нему есть секретное дело, — это тебя интересовать не должно…

— Приходи сюда часа через два. Архигалл раньше не будет свободен, — все тем же тоном проговорила старуха.

— Тогда передай ему, что Геллия Мизития приходила к нему по одному серьезному делу… Это очень важно…

— Будет передано, — оборвала старуха и, быстро спрятавшись, захлопнула окошко.

Геллия постояла немного, пожала плечами и с недовольным видом направилась к лестнице. Она так же быстро сбежала вниз, но здесь снова замедлила шаги или для того, чтобы выбрать дорогу, или чтобы обдумать новый план, как молния пронесшийся в ее голове.

Она уже не возвращалась домой, а шла мимо цирка, миновала театр Помпея и очутилась в противоположной стороне от храма Изиды, на берегу Тибра.

Скоро супруга Мизития, Геллия, находилась на известном в Риме Тиберинском поле, где в прежние времена устраивались в честь бога Марса конные состязания. Оно было продолжением огромного Марсова поля. Место было пустынное и открытое. Направо были обширные равнины Марсова поля, а налево широкими уступами спускался к реке крутой берег. Глазам Геллии мог бы представиться чудный вид на красавицу реку, прелестная панорама на город и его окрестности, но дождь лил по-прежнему, а густой туман позволял ей видеть лишь очертания ближайших каменных глыб.

Со стоическим терпением Геллия стояла под дождем, всматривалась в молочную пелену окутывавшего ее тумана и старалась к чему-то прислушаться. Но кругом было тихо, и лишь изредка с реки доносились пронзительные крики невидимых чаек.

Геллия пошла по краю обрыва, но вдруг остановилась: она едва различала внизу какие-то человеческие фигуры. Молодая женщина напрягла свое зрение, и по лицу ее разлилась довольная улыбка: она нашла то, что искала.

На расстилавшейся у ее ног равнине можно было заметить большую толпу женщин, человек в триста или даже более. Одни из них с обнаженными головами и с распущенными волосами погружались до плеч в тибрскую воду и повторяли это не один раз, несмотря на скверную погоду и на холод речной воды. Другие могли бы поразить праздного зрителя еще сильнее. Приподняв платье и тем совершенно обнажив ноги, они двигались на коленях по песку, по временам ударяя себя в грудь и оглашая воздух громким стенанием.