Автобиография Шэрон Стоун. Красота жизни, прожитой дважды

Как только в 1980 году учредили организацию «Матери против вождения в нетрезвом виде»[85], я сразу вступила в нее.

Примерно двадцать лет спустя меня вызвали в качестве присяжной по делу против водителя, которого в третий раз поймали на вождении в нетрезвом виде – на сей раз он сбил человека. Подсудимый прибыл в костюме, в котором спал: небритый, немытый, с похмелья. Когда меня вызвал судья и спросил, есть ли причина, по которой я не могу быть присяжной, я сказала да, поскольку очевидно, что обвиняемый по-прежнему пьян. Судья пыталась меня уговорить, но ни о каких уговорах не могло быть и речи. И до сих пор не может. Это преступление, которое я не могу понять. Возьми такси, ради всего святого. Закажи – теперь есть и такая возможность. По-моему, ни одна машина не должна заводиться, пока встроенный алкотестер не покажет, что ты достаточно трезв для вождения. Я никогда не смогу забыть своего семнадцатилетнего друга в гробу – с нашей совместной фотографией в нагрудном кармане и с друзьями, что с потерянным видом выстроились вдоль стены. Никогда.

Я вернулась к работе. Познакомилась с Д. – первым молодым человеком, с которым нас связывали серьезные отношения. Он был инженером в Эри Лакаванна и весьма успешным по меркам нашего городка. На момент знакомства мне было почти восемнадцать, а ему – двадцать три. Мои родители считали, что у нас огромная разница в возрасте, но он был замечательным парнем и понравился им. Возможно, их симпатия несколько угасла бы, знай они, что я возвращалась домой, отвечала на их звонок, а потом снова убегала к нему.

Меня пронзила их юность, их ожидание и тот факт, что мне совершенно нечего было им сказать. Я растерялась…

Д. возил меня на старую дорогу, на месте которой потом построили дамбу. Он точно знал, где она находится. Так что мы проезжали между деревьев и очень медленно въезжали в воду, доезжали до середины озера: я имею в виду прямо до середины; со стороны казалось, что мы припарковались посреди озера, и вода доходила почти до дверей машины. Д. парковался, открывал двери, включал музыку, доставал пару бокалов, делал нам по коктейлю и поджигал косяк. Мы долго болтали под луной. Он умел произвести впечатление.

На выходных он покупал продукты. Когда мы подъезжали к дому моих родителей, он выключал фары, чтобы соседи не увидели, как мы входим внутрь, и не доложили родителям. Я сломя голову неслась открыть дверь гаража, а он выключал двигатель, и машина по инерции заезжала в гараж, вниз по дороге. Мы закрывались в доме на все выходные.

Как же нам было весело.

Разумеется, как бы тщательно мы все ни планировали, следовало учитывать, что оба мы были родом из деревенской глуши. И помнить о моей неопытности во всем, что касалось секса.

Когда осенью я вернулась в колледж и стала стремительно полнеть, никто – ни моя семья, ни я сама – даже не задумался, с чего вдруг. Никто, кроме Д., который однажды спросил, не беременна ли я.

– Что?!

– Ну, не припомню, чтобы в последнее время у тебя были месячные, и ты набрала несколько килограммов…

– Боже правый.

Он отвез меня сделать тест на беременность, и точно – я была беременна.

– Но как такое возможно? – спросила я.

Он ответил вопросом на вопрос:

– А разве ты ничего не предприняла?..

Он думал, я приняла какие-то меры. И так далее.

В любом случае, для вопросов было уже поздно. Несмотря на решение по делу «Роу против Уэйда»[86], принятое в 1973 году, сделать аборт в Пенсильвании было трудно, особенно в моем возрасте. И что же нам было делать? Я была первой красавицей округа и круглой отличницей; мы оба находились не на том этапе жизни, чтобы вступать в брак. Мы психанули – или, точнее будет сказать, психанула я. Д. попросил дать ему несколько дней, сказал, что разберется.

Вернувшись, сообщил, что нашел одну клинику в Огайо и что она нам подойдет. Он взял выходной на работе, и мы поехали. Я выглядела намного моложе своего возраста и понятия не имела, на каком я месяце. Было слышно, как в соседней комнате совещаются врачи. Они тоже понятия не имели, что со мной делать. Они не знали, правда ли мне восемнадцать и какой у меня срок – три месяца или больше. Принять решение было трудно и по этическим соображениям. Они были слишком молоды, а случай был непростой. Я же была в отчаянии, вся моя жизнь висела на волоске.

Вышли они ко мне все вместе, решили, что мне можно сделать операцию. Я была в шоке, мне было так страшно, что я не знала, что делать. Д. обо мне позаботился и забрал к себе. В тот день он отвез меня в колледж. Кажется, я заснула или потеряла сознание, а когда пришла в себя, все так сильно кровоточило – гораздо сильнее, чем должно было, но кроме того, это была большая тайна, и я никому ничего не могла рассказать. Так что я несколько дней провела в своей комнате, и все это время у меня шла кровь. У меня была слабость, я была напугана, а потом слабость заслонила собой все.