Автобиография Шэрон Стоун. Красота жизни, прожитой дважды

Я была скромницей. Носила черное, только черное, причем постоянно. Соседи спрашивали меня, почему я всегда в черном, на что я отвечала, что я как Джонни Кэш[108]. Я жила в южной части Беверли-Хиллз[109] в трехквартирном доме. Он был очень красивый, со своим садиком сбоку. С одной стороны от меня жили агенты секретной службы, братья, родом из семьи, торговавшей замороженными продуктами. У них в квартире стояли раскладные стулья – они проводили там несколько дней, а потом снова уезжали. Оба брата носили костюмы и шляпы для гольфа. Мне так нравилось, как они одевались! Мы получали удовольствие от общения друг с другом. Они сказали, что, если мне что-то понадобится, можно просто покричать в окно, и что они слышат, как я роняю ключи.

Я была скромнцей. Носила черное, только черное, причем постоянно.

Однажды вечером я вернулась домой и почувствовала в прихожей запах лосьона после бритья. Я выскочила из квартиры и постучала к ним. Они обыскали мою квартиру, как два Джеймса Бонда, хотя были в одних только трусах, рубашках, галстуках и шляпах для гольфа. Да, и в черных носках. В квартире никого не оказалось, но, черт возьми, я почувствовала себя в безопасности! Был ли там кто-то? Кто знает. Но я психанула, а они были просто замечательными.

Там, откуда я родом, проблемы решали парни с пушками. Тут все было немного иначе, но похоже. Казалось вполне уместным, что впоследствии я буду играть социопаток и жен гангстеров, хотя оба амплуа никак не были связаны с моей жизнью.

Но это потом. Количество аутов пока еще было значительным. Я была в шаге от попадания в актерский состав, но меня не брали. Я знала одного парня, которого все считали очень веселым, умным и интересным, но реально дешевым. Мы, бывало, подкалывали его насчет того, как дешево он стоит. Однажды он сказал мне: «Шэрон, каждый раз, пытаясь попасть в проект, ты подбираешься так близко к цели, но всегда оказываешься второй. Тебе действительно нужен хороший учитель по актерскому мастерству. Я знаю одного человека, он настолько хорош, что, если он не сможет полностью изменить твою жизнь – не только твою игру, а всю жизнь, я сам оплачу тебе все уроки».

Казалось, что это офигенная шутка, ведь он сам так мало получал. Так что я сказала, что схожу к этому его знакомому.

И этот человек изменил мою жизнь.

Звали его Рой Лондон, он стал учителем для многих из нас. Он учил не только меня, но и Брэда Питта, и Роберта Дауни-младшего, и Фореста Уитакера[110], и Джину Дэвис[111], и Гарри Шендлинга[112] – о, этот список можно продолжать до бесконечности. Этот чудесный и очаровательный человек был совершенно особенным и стал дорогим моему сердцу учителем в самом истинном смысле этого слова. Он покинул этот мир больше двадцати пяти лет назад, но я по-прежнему учусь у него. Я могу сидеть в припаркованной машине, ожидая кого-нибудь, и внезапно меня озарит более глубокое понимание какой-нибудь мелочи, которую он объяснял на занятии много лет назад. Хорошие учителя всегда такие. Их единицы. Я была и вечно буду благодарна Рою за то, что он был в моей жизни.

Больше всего мне пригодился урок с самого последнего занятия с ним.

Рой позвонил мне и сказал: «Ты окончила курс – можешь больше не приходить».

Я запаниковала.

– Но я не закончила, я еще не всему научилась.

– Ты сыграла все женские роли, – сказал он. – Больше делать нечего.

– Значит, я должна вернуться и сыграть все мужские роли, – возразила я.

Он неохотно согласился.

Я вернулась, и мы приступили к занятиям. Вообще-то сначала он заставил меня сыграть пьесу Оскара Уайльда, написанную для двух женщин; он все еще думал, что я из ума выжила, так что потребуется убедить меня уйти. Когда стало понятно, что я намерена остаться, он назначил меня на роль в «Американцах» Мэмета[113]. С яростным упорством я снова приступила к обучению. После первого моего выступления он велел не работать над полученной ролью неделю. Для меня это было практически невозможно.

Тем не менее я сделала как велено. Хотя за ту неделю пролила немало слез.

Я вернулась и с невероятной беззаботностью выдала всю сцену. Я просто порвала ее. Весь класс замер. Я нашла свое место. Рой был потрясен. Никогда не забуду выражение его лица, когда он медленно повернулся к классу, а потом ко мне и спросил: «Итак, чему мы научились?»

И я сказала: «Что с меня достаточно».

– Твое обучение окончено, – сказал он. – Класс, все свободны.

Иногда в нас есть то, что делает нас непохожими на других, то, что делает нас особенными, – это и есть наш талант. Я бы даже сказала, что иногда это очень антисоциальная часть личности, та часть, которая мешает быть душой компании на вечеринке, но делает нас чудесными. Мне было очень сложно добраться до этой части себя и принять ее.

Чак, мой тогдашний менеджер, говорил, что никто не нанимает меня, потому что я не сексуальна. Я была, как любили шутить в Голливуде, «нетрахабельна».