Автобиография Шэрон Стоун. Красота жизни, прожитой дважды

Теперь, оглядываясь назад, осознавая всю отвратительность случившегося, всю невыносимую боль восстановления, я вспоминаю, что иногда просто сидела на диване, а чувствовала себя так, будто мне по лицу врезали – голова кружилась, я издавала такие звуки, будто меня и правда ударили, а лицо внезапно становилось ярко-красным, причем только с одной стороны. А иногда темечко начинало жутко болеть и казалось, что голова покрыта шевелящимися жгутами. Порой случались странные ощущения в ноге – будто она в крови, или мокрая, или горит. Предохранитель у меня в голове перегорел, из-за чего мозг посылал телу очень необычные сигналы. Я то узнавала, что еще два года не смогу читать, то забывала, куда поставила чашку. Но потом я вставала, и я была жива, и у меня был полуторагодовалый сынишка, которому нужна была мама. Я понятия не имела, как со всем справиться, но знала, что справлюсь.

Дни утекали, но, пока я сидела у окна в своей комнате, глядя на океан, штопая телепузиков Роана или пытаясь найти свою чашку, я испытывала умиротворение, какого прежде не знала. Примерно через неделю мне полегчало настолько, что я попробовала спуститься вниз. Папа повел меня на прогулку, и мы посидели в саду. Я взяла сборник любимых стихов Жаклин Кеннеди Онассис[147], который мне как раз подарили.

Чтобы услышать, как папа читает их на фоне звуков океана и периодически проезжающих мимо машин, мне пришлось повернуться к нему и сосредоточиться на движении его губ. Так я не додумывала рифмы. Я не могла заранее согласиться или не согласиться. На самом деле именно так я и научилась слушать. Действительно слушать, что говорит другой человек, и только потом обдумывать это и отвечать. Мои проблемы со слухом стали своего рода подарком: я научилась по-настоящему уделять людям внимание.

Мы открыли книгу. Я начала ее просматривать в поисках стихотворения – вероятно, одного из тех, которые знала и любила не только миссис О., но и я. И тут заметила на странице пятна. Я решила, что устала. Может, слишком много всего для одного дня. Мы с папой еще немного поговорили. Я никогда не осознавала до конца, какой он интересный человек, каким ласковым и смешным он может быть, какой он хороший собеседник. Он помог мне вернуться в комнату, а я к этому моменту совершенно выбилась из сил.

Я стала осознавать, что пострадала не только кратковременная память, но и воспоминания о событиях, случившихся довольно давно. Я гадала, что это может значить. Какие именно воспоминания оказались забыты и почему? Что выталкивал мой разум, пытаясь выжить? Хотя все это было очень интересно, меня тревожил еще один момент: что, если на самом деле в тот день я умерла, а теперь стала новым человеком, что, если появилась новая я? Я гадала, значит ли это, что в некотором смысле я все начинаю с нуля.

Так что я дала себе слово придерживаться правды. Прекратить домысливать и придумывать. Это помогало сориентироваться. Для этого и говорить я должна была только правду. Я по несколько часов проводила у окна, размышляя, можно ли поступить иначе. Прежде я относилась к правде довольно жестоко. Может, стоит просто не выпячиваться и позволять жизни идти своим чередом? Впрочем, позволение само по себе требует сил, а я была очень слабой. Позволить другим сформировать свою правду. Позволить естественный ход событий. Позволить, чтобы все само открылось и люди все увидели своими глазами. Позволить душе пребывать в любом состоянии, лишь бы она приносила каждому мир. Тогда я не знала, что это тоже очень опасная штука.

Я перестала реагировать на споры. Поймала себя на том, что все чаще наблюдаю за другими людьми и за самой собой. Мне нравилось смотреть на Фреда Роджерса[148] в сериале «Соседство мистера Роджерса»[149], и меня просто поражало, насколько его принципы близки принципам буддизма. Простота и доброта, чистота сердца и благородство духа – казалось, они сплетались в единую нить всякий раз, когда я позволяла себе дать жизни идти своим чередом. Я поняла, что настало время выбора и лучше сделать его, вдумчиво реагируя на все происходящее.

Разумеется, это способствовало созданию определенного напряжения, поскольку люди хотели заполучить ту версию меня, которая осталась в прошлом. Я стала задумываться о том, что шанс сбросить ту личину, каким бы болезненным и опасным он ни был, как бы ни хвалили прошлую Шэрон Стоун, можно считать победой. Возможно, моя новоявленная реинкарнация стала не такой быстрой, шикарной и волнующей, но, как я подозревала, она стоит на своих двоих, даже если чуть пошатывается, даже если пресловутые ноги никогда не будут так красивы, как прежде.