Автобиография Шэрон Стоун. Красота жизни, прожитой дважды

Он взглянул на меня и сказал со спокойной уверенностью в голосе: «Ты это сделаешь. Никаких проблем не возникнет – вот увидишь». Он перевел меня на новое лекарство и посоветовал специальную диету из продуктов с высоким содержанием белка. Я не отклонялась от его предписаний ни на йоту. У меня была цель. Всего через несколько дней я смогла нормально видеть. Вспышки прекратились, цветные пятна исчезли, мне удалось преодолеть проблемы с речью, а слух стал постепенно улучшаться. Через пару недель я отправилась на репетицию «Оскара». Я старалась вписаться. Старалась сосредоточиться на себе, как человек, проходящий терапию после утраты. Все были очень заняты собой, старались показаться как можно более великолепными, а я изо всех сил старалась стоять ровно. Это был интересный новый ракурс. Я ощутила огромное сострадание – такое, какое мне прежде было и не вообразить. Я увидела своих коллег как артистов – хрупких, облаченных в предписанные обществом маски, чтобы справиться с давлением колоссальных ожиданий. Я держалась спокойно, скромно и на расстоянии ото всех. Я нашла способ незаметно вписаться в эту хаотичную среду, чувствуя себя при этом мудрой, а не навязчивой и нервной, ведь я понимала, сколько во все это вложено сил. Я смогла увидеть, как все стараются, чтобы понравиться другим.

Разумеется, Джон Траволта, с которым мне повезло оказаться в паре, обладает выдающимся танцевальным талантом. От одного его вида человек загорается и хочет улыбаться и танцевать. Вспомните хоть его фотографии с принцессой Дианой – они же легендарны.

Я вскользь заметила, что хорошо бы станцевать на сцене. Разумеется, я не знала, смогу ли на самом деле танцевать, но мне хотелось подтолкнуть себя к чему-то большему – в конце концов, я теперь могла ходить. Сначала он ничего не ответил, и я решила, ладно. На следующий вечер мы прибыли на настоящую церемонию вручения премии «Оскар». Я сидела на сундуке, а Джон проходил мимо. Он попросил показать ему мое платье. Я скромно встала, и он покрутил меня немного.

«Хорошее платье для танцев, – произнес он со своим знаменитым очарованием в голосе. – Давай так и сделаем. Выйдем с противоположных сторон сцены, а в центре станцуем».

Сердце у меня понеслось вскачь. Всего две недели назад я и ходить-то толком не могла. А теперь мне предстоит танцевать. Но я могла. Я могла танцевать. Я посмотрела ему в глаза. Сказала «да». Он ушел, а я вознесла молитву Вселенной: «Позволь мне сделать это ради меня самой. Позволь мне сделать это ради всех, кто должен знать, что тоже может».

Я была так рада и так благодарна, ведь я уже так далеко зашла. Вера есть вопрос. Вера есть ответ. Верьте. Это стало моей мантрой. Я скользила по сцене и смотрела в лица своих талантливых, потрясающих коллег по Академии. Они улыбались, смеялись и ловили момент. У всех поднялось настроение. Им не надо было знать почему.

Ответ на все молитвы

Едва ли что-то может причинить организму больше боли и больше отравить его, чем попавшая куда не следует кровь. По крайней мере, так мне говорили, когда я снова и снова спрашивала, почему, черт возьми, у меня ощущение, что жизнь напоминает разодранный в клочья грязный платочек Kleenex. Моему телу понадобилось два года, чтобы поглотить всю ту кровь, которая его затопила.

Я думала, надо бы начать заниматься спортом, но при этом было страшно, что, даже если я просто ускорю шаг, сердце начнет биться слишком быстро и у меня случится очередной приступ (наверняка перед домом тех соседей, которые никогда не махали в ответ на мое приветствие), и я умру прямо на тротуаре. Я думала, надо бы приступить к работе. Вот только зрение все еще не восстановилось до конца, так что я не могла свободно читать. Оказалось, что, несмотря на лазерную коррекцию по технологии ЛАСИК[152], перенесенную мной всего за несколько месяцев до кровоизлияния (кстати, после нее я смогла видеть как орел, или коршун, или какую там птицу обычно приводят в пример), после всего случившегося со зрением у меня снова произошло что-то странное: все казалось более вытянутым, чем есть на самом деле, смазывалось, то тут, то там возникали темные пятна, исказилось восприятие цвета. Я пошла к Говарду Крауссу, офтальмологу-неврологу. К этому моменту я побывала у стольких врачей, что чувствовала себя экспертом в области медицины. Я узнала, что очки не помогут. У меня была травма мозга. Какой был бы анекдот: высокая блондинка с большими сиськами и длинными ногами получила травму мозга. Вот умора. По словам доктора Краусса, потребуется два года. Два года, а там посмотрим. Вероятно, зрение прояснится. Оно и правда прояснилось. К этому моменту я стала женщиной средних лет и носила очки для чтения. Вот вам и концовка анекдота. А может, конец всему – как посмотреть.