Автобиография Шэрон Стоун. Красота жизни, прожитой дважды

Просто поговорив о случившемся вслух, мы смогли освободить пространство между нами, смогли увидеть друг друга. Я разглядела женщину, которую никогда по-настоящему не знала, блестящую женщину, которой никогда не выпадал шанс помечтать, представить себя в другом качестве, представить жизнь, которую она могла бы выбрать сама. У нее никогда не было выбора. Не было детства, родителей, нежности. Ее принцип звучал так: мирись с тем, что имеешь, и будь за это благодарна.

В ее время женщина или девушка не могла обрести покой, найти место, куда можно пойти поговорить и почувствовать себя в безопасности. Максимальную безопасность она ощутила, став служанкой, причем в детстве. Для нее это стало спасением. Даром. Я в свое время пыталась защитить сестру, а потом продолжила бороться за права тех, у кого не было права голоса, кого насиловали, не слышали, наказывали просто за то, кем они родились. Тем не менее у меня все еще не было места (я его так и не нашла), куда можно пойти и рассказать, кто я. О том, что я жертва инцеста.

Я записалась на двенадцатиэтапную программу для переживших инцест. Кстати, я горячо ее рекомендую, поскольку там я узнала, что подобное случается не только с неудачниками и теми, с кем «что-то не так, раз они притягивают всяких идиотов» (ранее я благополучно убедила себя в этом, поскольку моему одиночеству и внутреннему раздраю не было предела). Нет. Там я повстречала судей и адвокатов, и людей, наделенных огромной властью, которые принимали решения, не позволяя другим уйти от правосудия за аналогичные преступления, но ни к кому не могли обратиться – им было некому рассказать о своей боли, и, что еще хуже, никто не стал бы слушать.

Мы рассказывали, мы слушали. Друг, с которым я туда пошла, в конечном счете наложил на себя руки. Он не дошел до той отметки, той храброй отметки, когда человек чувствует, что может поделиться, – и делится. С ним мы не добрались, а вот с мамой и сестрой добрались.

Представьте, каково это – считать, что твоя дочь не может смотреть на тебя, и не знать почему. Это разбивает мне сердце.

Теперь я впервые в жизни понимаю, насколько сильно любит меня моя мать. Она научила меня всему, чтобы я могла «встать на ноги, черт побери!», и это был ее мне подарок – щедрый и полный любви. Эти навыки принадлежали только ей. Эти знания принадлежали только ей. Именно они помогли ей, спасли ее. Она точно знала, что именно это больше всего поможет мне, спасет меня. Она оказалась права. В этом мире женщинам не помогают. Их не любят. Их не исцеляют и не защищают. Мы должны понять, как «встать на ноги, черт побери!». Я говорю об этом с гордостью и одновременно с грустью. Только теперь я говорю об этом со всей любовью, которая живет во мне, а ее во мне много. Теперь я могу не только получать любовь от матери, но и любить ее в ответ.

Мне не нужно знать то, что знала она, какие воспоминания она похоронила в себе, чтобы выжить. Мне не надо прощать ее, или спасать, или помогать ей излечиться, или заставлять помочь мне. Я благодарна, что мы все преодолели. Я уважаю ее за это. Она уважает меня за это. Мы можем смотреть друг другу в глаза.

Раз уж жуткое время, наступившее в нашем мире, время, когда говорят о самых вульгарных и оппозиционных вещах, больше ничего нам не подарило, пусть это будет время сказать обо всем. Скажем прямо: нельзя больше хранить такие секреты. Сексуальное насилие в семьях – это ядро сексуального насилия как такового.

Решение, принятое мной в восемь лет в попытке защитить себя и свою сестру, привело к возникновению не только защитного механизма, но и образа жизни, который я забыла перерасти. Порой это оборачивалось мне на пользу. Я определенно попала в бизнес не через постель – и не через постель карабкалась дальше. Однако это не уберегло меня от сексуального насилия на протяжении всей моей жизни со стороны знакомых и незнакомых людей, от недостаточного понимания собственного «я». Но все закончилось. Благодаря знаниям и состраданию.

Мы должны сделать так, чтобы этот кошмар закончился для всех – с помощью управленческих решений, а не публичными унижениями и манипуляциями общественным мнением. Для этого нужны настоящие законы – для особо тяжких преступлений и для уголовных проступков. Надо обработать биологические доказательства совершенных изнасилований, и мужчин необходимо всерьез рассматривать в качестве жертв.