Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1

И наконец, «С. Сырцов. И я! И я! Частушки. Музгиз», – до Кольцова, вероятно, доходили слухи о том, что в ходе чистки 1933 года в ЦКК славящийся своей экспрессивностью Сырцов сумел убедить Розалию Землячку не исключать его из партии, а ограничиться «последним предупреждением» из‑за «неизжитости оппортунизма». Сырцов временно сохранил партбилет лишь постоянным упоминанием «я» – своей важной роли в революционной и постреволюционной истории: Землячка, также персонаж исторический, не смогла противопоставить ничего этим аргументам. «Частушки» в это время имели довольно тесную ассоциацию как раз с Гражданской войной.

Стоит лишь оценить, как умело Михаил Кольцов уместил на маленьком листке бумаги под видом карикатуры «для своих» целый многостраничный обзор «затаившихся после разгрома оппозиционеров».

Контекстуальность экспонатов коллекции Ворошилова вообще показательна. Например, на ил. 14 на вкладке перед нами нечто вроде шаржа Межлаука, который должны оценить его коллеги по высоким партийным постам: портрет Варвары Яковлевой, члена коллегии Наркомата финансов РСФСР, о которой мы пишем далее (во втором томе) в главе «Мучения».

Межлаук, сын преподавателя латинского языка и выпускник историко-филологического факультета Харьковского университета, изобразил что-то вроде надгробия легендарной Яковлевой (прославившейся в 1918 году в петроградской ЧК) в фантазийном древнегреческом стиле. Под шаржевым портретом псевдогреческая подпись «ΙΘΙ ΚΕΙΤΑΙ ΒΑΡΒΑΡΑ ΙΑΚΟΒΙΗ», что можно перевести (древнегреческий Межлаук к тому моменту изрядно подзабыл) как «здесь покоится Варвара Яковлева». С трех сторон от монументального надгробия символически изображены три барельефа с подписями: «Она не раз обращала в бегство РСФСР-овых наркомов», «Она усыпила речами Совнарком» и «Так она верстала бюджет». На барельефах, исполненных в «детской» манере (изучение легенд и мифов Древней Греции – прежде всего удел детей, нового поколения), Яковлева – древнегреческая воительница, и не удивительно: картинку можно широко датировать 1931–1937 годами, поскольку уже в 1931 году Яковлева – легендарная фигура даже в кругу мужчин, составляющих абсолютное большинство участников подобных заседаний. И Политбюро, и другие высшие органы власти в 1920‑х годах – это уверенно патриархальные группы, поэтому символическая «могила античной воительницы Яковлевой» – это признание ее права на равных находиться в ареопаге героических мужчин.

Вообще, герои таких картинок – это скорее высокопоставленные деятели, число шаржей и карикатур на непостоянных и случайных участников заседаний довольно невелико. Это подчеркивает социальность практики такого рода рисования в узком кругу Политбюро: почти нет смысла рисовать, а тем более шаржировать неизвестного человека, который об этом и не узнает. Впрочем, бывает и такое. Например, рисуется картинка: на ней портрет неизвестной и надпись «Уханову, по секрету (разорви): В первом ряду налево (в самом конце) сидит страшная баба, почему-то всех хоронит (на Красной площади), всех посыпает земелькой. Что если будет и меня хоронить, то я встану из гроба и всех вас поколочу. Не нашел Моссовет более приличной старухи! . Николай» (еще одно подтверждение перемещения записок с графикой по залу во время заседаний). Как видим, Константин Уханов этого не сделал (к сожалению, картинка двухсторонняя, и воспроизвести ее здесь невозможно).

Стилистика картинок не меняется с годами, и даже в конце 1930‑х тот же Межлаук рисует сцену из доклада Кагановича пленуму ЦК в 1937 году, сопровождаемую цитатой наркома НКПС: «И докладывал т. Л. М. Каганович: „Тов. Эйхе зашивал и расшивал узлы вместе с нами, пока мы не стали расшивать самоё Эйхе“» (ил. 15 на вкладке).

Речь идет, не больше и не меньше, чем об обвинениях главы Сибкрайкома Эйхе в диверсионных действиях на сибирских железнодорожных узлах. Снизу, под скорбным портретом Кагановича, – Эйхе, лежащий на трибуне в той же позе, что и перекрашиваемый Троцкий десятилетием назад, по нему ездят железнодорожные составы. Нехитрая шутка, но висельная: Межлаук, которому самому чуть больше года осталось до смерти на полигоне «Коммунарка» и полгода до ареста, не мог не осознавать, что Эйхе обречен на смерть. Этого знания на его карикатуре нет, что вряд ли случайно: в этих карикатурах никогда не бывает ничего трагического, и это предмет отдельного обсуждения.

То, что в самых драматичных обстоятельствах шаржи и карикатуры никогда не содержат элементов пафоса, действительно бросается в глаза. Коллекция Ворошилова хронологически начинается с работ Емельяна Ярославского 1923 года (ил. 16–18 на вкладке), и это не шаржи и не карикатуры (Ярославский лишь иногда пририсовывает к портретам анекдотические нимбы, а изредка эти рисунки утрируют какие-то черты лица, но без явной цели, подписи к рисункам кратки, сделаны для информации и принципиально несатиричны, кроме отдельных попыток), а попытки портрета – притом что выдающимся искусством рисовальщика Ярославский не обладал.