Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 2

Начиная с 21 июля и на дальнейших допросах Кутузов называл любую агитацию в пользу оппозиции «объективно контрреволюционной»[600]: «Заключением моей беспринципной троцкистской деятельности явилась мысль написать листовку». Присутствующую в ней критику ЦК, «жалобы на внутрипартийный режим» Кутузов теперь называл «троцкистский по духу „букет“». Незадолго до ареста «у меня уже сложилось окончательное отрицательное отношение как к содержанию, так и к мысли о выпуске ее, она могла бы сыграть роль контрреволюционного документа. И несмотря на возможность размножения от руки экземпляров, а такие предложения высказывались, я эту листовку уничтожил в конце июня м[еся]ца, никому об этом не сказал». Теперь Кутузов сожалел, что уничтожил листовку – «пригодилась бы как документ для самокритики – в буквальном смысле слова»[601].

Голяков соглашался: «Мы с тов. Кутузовым решили не выпускать листовки, ибо сама жизнь опрокинула всю нашу нелепость и показала, насколько неправы мы, насколько права партия и ее ленинское ЦК <…>. По-моему, не выпустили только потому, что не чувствовали твердых убеждений, а раз это так, <…> не было ничего определенного, не чувствовалось всей полности выступления». Сама история не позволяла оппозиционерам обрести уверенность в себе. «Мы не могли ничего противопоставить, т. к. тезисы [ЦК] выдвинули лозунги, вокруг которых действительно еще сильнее произошло сплочение рабочих Коломзавода и вообще. <…> Мы конкретно никакой особой линии не противопоставляли [коллективизации] <…>, в листовке мы только обвиняли ЦКа в перегибах, а в особенности весь огонь направляли против тов. Сталина. На деле же оказалось, что XVI съезд партии одобрил решение ЦКа <…>». Самоирония была уместна: «Так неужели не нашлось ни одного „честного“ большевика-революционера, который мог бы заявить, что ЦКа не прав[?]. Выходит, только мы „честные“, могущие заявить, что это не так». «На самом деле, партия и ее ЦК никаких решений не давала на 100% коллективизацию, <…> а левацкие настроения и перегибы были моментально исправлены партией <…>». Голяков признавал, что проблемы, связанные с развитием колхозного хозяйства, «учтены партией вовремя», а рост колхозов и совхозов «показывает на деле, что зерновая проблема разрешена». Коллективизация была оправданна. Нэп не мог продолжаться. Индивидуальный сектор сельского хозяйства не имел сил разрешить проблемы развития «ввиду его нетоварности». «Под руководством партии налицо лишь колоссальное закрепление колхозов, и движение растет с каждым днем <…>»[602].

Сила рабочего класса была в его научности и последовательности. Класс этот сумел «…выдвинуть на XV съезде партии лозунг индустриализации страны, а на XVI-м съезде – коллективизацию сельского хозяйства. Мы же, вся оппозиция, не учли своевременности, не учли перелома и всей экономики страны, выдвигали оторванные лозунги одно от другого, как то сверхиндустриализации и т. д.» «Наша же листовка, где трактовалось о повышении зарплаты и рационализации, самими рабочими разбита <…>». Оказалось, что истинный пролетарий не гонится за материальными благами, вполне готов к самопожертвованию: «Рабочие в порядке соцсоревнования добровольно делали снижение расценок, вполне учитывали необходимость повышения производительности труда и снижения себестоимости». В то время как «в листовке выдвигался лозунг пятилетку в пять лет и хлеба рабочим, т. е. зарплата наша и т. д.», лозунг партии «Пятилетку в 4 года поддерживали и поддерживают все сознательные части раб[очего] класса, которые приняли и переносят всю тяжесть революции <…>. Партия вместе с рабочим классом делает героические усилия на фронте освобождения пролетарского государства от зависимости [от] капиталистических стран, и чем скорее, тем лучше, этим лозунгом мобилизовали весь рабочий класс и крестьянство на ударничество, и соцсоревнование, как никогда партия и ленинское ЦК права в учете сил, вовремя учла великий подъем трудовых масс и повела за собой <…>». В то время как партийное руководство учло «полную зависимость» индустриализации от коллективизации сельского хозяйства, оппозиция только ставила палки в колеса: «Те, кто противопоставляет партии как слева, так и справа, объективно льют воду на мельницу классового врага, хотим или не хотим этого, но так получается. <…> Мы <…> объективно тянем назад, застопориваем ход развития, вот почему и без сильной организации, вот почему обречены на вырождение те, которые пошли за Троцким против партии». Голяков заключал: «Листовка могла рассчитывать только на малосознательные элементы и явно шкурнические и недовольных, за нами могла пойти только нездоровая часть рабочего класса, как это и было в самом деле: Энко и Егор [Голубков]». Вот оценка Голяковым этих «горе-коммунистов»: «Энко это человек обиженный, больной <…>. Егор это, как называется в рабочей среде, бузотер, много кричит и, по-моему, никакого политического лица не имеет»[603].