Автобиография. Вместе с Нуреевым

Пока Эрик разбирался в себе, Рудольф не собирался уходить в тень. Солнце, музыка и страстное желание работать – все, чем жил он в эти дни. Как-то вечером, оказавшись в гостях у балетмейстера Веры Волковой, Рудольф услышал:

– Это вас.

– Меня?

– Да, вас. Из Лондона.

Негромкий, приятный голос произнес:

– Говорит Марго Фонтейн. Не могли бы вы выступить на моем гала-представлении в Лондоне? Оно состоится в октябре, в театре «Друри-Лейн».

Он ответил:

– Сделаю все, что в моих силах.

«Это было первое, серьезное приглашение из Англии, причем исходило оно от самой Марго Фонтейн, что было для меня несказанной честью. Но удастся ли мне получить разрешение? Шоу будет благотворительным, заверяла меня Марго, мне ничего не заплатят. Это могло облегчить дело, но неизбежно возникнут всякого рода затруднения. Не соглашусь ли я приехать и все обсудить? Я колебался. Страшила мысль вновь столкнуться с теле- и фотокамерами, с неизбежными вопросами журналистов. Тогда госпожу Фонтейн осенило: поездка будет тайной. Она никому ничего не скажет. Я приеду инкогнито, ее машина встретит меня в аэропорту и отвезет прямо к ней домой. Таким образом, я смогу спокойно жить у нее сколько захочу.

Мне сразу понравилась ее жизнерадостность, дружелюбие и великодушие. Ничего официального или недоговоренного. И я согласился», – рассказывал потом Нуреев.

Мудрая, добрая Вера Волкова… Не она ли подсказала своей ученице, с которой провела в балетном зале не год и не два, с которой разучивала почти все партии, которой помогала оттачивать мастерство, взглянуть на другого своего ученика – еще такого молодого, но, очевидно, достойного самого пристального внимания?

В воспоминаниях артист написал о своем приезде в Лондон следующее: «В Копенгагене я получил визу и несколько дней спустя приземлился в Лондонском аэропорту. Меня никто не встречал, и я просидел в зале ожидания три с половиной часа. Наконец я позвонил и сообщил, что возьму такси. Впоследствии я узнал, что прилетел более чем на час раньше, и шофер не смог найти меня в зале ожидания».

«В 1961 году я помогала организовать в Лондоне благотворительный концерт. Тогда-то мы и вспомнили о молодом русском танцовщике Рудольфе Нурееве, и я обратилась к нему с просьбой выступить у нас. Он прилетел в Лондон для того, чтобы обсудить сделанное ему предложение и из аэропорта сразу приехал к нам. Мы как раз пили чай, когда раздался звонок в дверь. Я открыла и увидела перед собой бледного, угрюмого молодого человека. Не таким я его себе представляла! Мы пригласили Рудольфа к столу. Рядом сидел мой коллега. Беседуя и, как это бывает при первом знакомстве, поглядывая друг на друга, как бы изучая и оценивая, с кем имеем дело, в процессе разговора мы вдруг увидели, что Рудольф засмеялся. Я тогда сказала: “Какое счастье! Вы засмеялись. Значит, все будет в порядке”.

Уже в тот момент – хотя Нуреев впервые приехал в Англию и плохо знал английский – я поняла, что он очень умный человек. И все-таки, когда непосредственно перед концертом мы давали пресс-конференцию, я очень переживала за Рудика. “Как он будет общаться с журналистами, не зная языка. Ему наверняка потребуется помощь переводчика”, – думала я. Но когда увидела, как этот молодой человек отвечал на вопросы, а даже со скудным английским он точно мог выразить все, что хотел донести, я сказала себе, что этот юноша – случай особый», – вспоминала о своем знакомстве с Нуреевым Марго Фонтейн.

Пришло время, когда справедливость восторжествовала. Это была судьба – та самая, которая «придет однажды, возьмет за руку и поведет по верному пути». Каких бы препятствий ему ни чинили, как бы ни запрещали, Лондон сам позвал Рудольфа, да еще чьим голосом! Голосом Марго Фонтейн! Кто из его ленинградских коллег мог мечтать о таком?

Если не считать трехчасового ожидания в аэропорту, это была удивительная поездка. Ни одного докучливого писаки, свобода действий, обретенный дом и его очаровательная хозяйка.

«В частной жизни госпожа Фонтейн оказалась ее превосходительством мадам де Ариас, супругой панамского посла в Лондоне. Но для меня ее жилище не стало неприветливым официальным посольством. Оно стало просто домом. Я встретил здесь не супругу посла и даже не великую балерину. Меня совершенно поразило ее теплое, простое обращение, лишенное какой-либо суетливости. С первого же мгновения я понял, что обрел друга. Наша встреча оказалась самым светлым пятном в моей жизни, с тех пор как я очутился на Западе. Практичная и жизнерадостная Марго немного опекала меня, заставляла смеяться и предоставляла жить по собственному усмотрению. Она прекрасно понимала меня».

По Лондону, как и по Ленинграду, Рудик мог бродить часами, удивляясь несоответствию того города «со старыми, узкими, кривыми улочками», о котором он читал в книгах Чарльза Диккенса, с тем, что видел теперь, своими глазами.

Уже во второй же вечер пребывания в Англии, Рудольф Нуреев был приглашен на спектакль.