Вот как первый приезд звезды балета на родину описывала в своей статье уфимская журналистка Нина Жиленко: «…Машина медленно двигалась по улице Зенцова, где когда-то жила семья Нуреевых (дом не сохранился, на этом месте построили гаражи, общежитие). Вдруг Рудольф попросил водителя:
– Останови возле этого дерева!
Вышел из машины и с интересом и удивлением стал рассматривать ярко-красные припорошенные снегом гроздья рябины.
– Что это? Как называется дерево?
– Рудик, – растерянно проговорила Розида, – разве ты не знаешь?! Это рябина.
Как же он мог забыть рябину…»
Много позже Тамара Закржевская признается одному из корреспондентов: когда Нуреев остался в Париже, ее отец уничтожил большую часть фотографий Рудольфа, которые она сделала в студенческие годы.
«В ту пору разве что из утюга не кричали, что Нуреев – предатель Родины», – вспоминала она.
«Через три года моего пребывания на Западе я выработал защитный механизм, – рассказывал Рудольф Нуреев в одном из интервью. – Я, как утка, перья которой покрыты жиром. Вода стекает, птица остается сухой. Когда я читал биографию Федора Михайловича Достоевского, понял, насколько жестока была его судьба: его называли предателем, бесталанным писателем. Он тяжело болел. Что я могу сказать? Мой путь гораздо легче».
Глава двадцать первая
Он привез хлеб
Через два года после этой поездки Рудольфа Нуреева пригласили выступить на сцене Кировского театра. О том, кем он является на Западе, в России почти никто не знал.
Имя врага народа советская пресса предала забвению.
Перспектива вновь вернуться на родину очень волновала артиста. Своими переживаниями делился он с журналистами: «Для меня это огромное эмоциональное событие – я возвращаюсь на сцену Кировского театра, где когда-то начинал. Меня волнует, как пройдет встреча с театром: будут ли горячие объятия и поцелуи или же, напротив, она окажется холодной? Как примет меня публика? Я жду встречи с друзьями, с танцовщиками – у меня в Кировском было одиннадцать партнерш, но все они, кажется, уже покинули сцену. Наконец я увижу своего педагога Анну Ивановну Удальцову».
Тамара Закржевская помнит, как встречала друга в аэропорту, как долго осматривала таможня его багаж.
«Багажа было много. Я спросила:
– Рудик, что ты такое привез?
– Мне сказали, что у вас здесь нет хлеба, воды. Я все взял с собой.
Представляете, он хлеб привез! Таможенники все распаковывали, хлеб разламывали».
И вот он – Кировский театр. И ощущения, как когда-то в юности. Правда, тогда он стоял на крыльце один, а ныне – несметное количество журналистов, собравшихся у входа и в самом здании. А вот тот самый музей, в котором собраны фотографии всех, кто в разное время составлял славу и гордость театра: Нижинский, Карсавина, Павлова и … он – Нуреев.
Хранитель театрального музея Марина Вивьен вспомнила: «Он взял меня за руку и сказал: “Пойдемте куда-нибудь подальше”, мы вышли в соседнюю комнату, и Рудольф заплакал».
«Мы с Константином Сергеевым были очень рады видеть Рудика в Ленинграде, – вспоминала Наталья Дудинская. – Когда он танцевал на сцене Кировского после такого длительного перерыва, собрались все наши. Зал был забит битком. Яблоку негде было упасть».
Желанный гость на всех сценах мира, в Кировском Нуреев танцевал «Сильфиду». Читаем в «Энциклопедическом словаре» Ф. Ф. Павленкова: «Сильфиды – мифические духи женского пола, которые обитают в воздухе и которым приписывают красоту и крепкое любовное влияние.
Оставив свою невесту накануне свадьбы, молодой шотландец Джеймс устремляется за своей мечтой – призрачным духом воздуха Сильфидой. Очарованный, он хочет, во что бы то ни стало завладеть ею и набрасывает Сильфиде на плечи волшебный шарф, после чего его любимая теряет крылья и погибает. За другого выходит замуж брошенная им невеста. Джеймс понимает: в погоне за призрачной мечтой, он потерял земное счастье».
– У меня железное терпение, – сказал одному из журналистов Рудольф. – Я многое пережил. И я очень хотел станцевать на этой сцене. Я приехал сюда. Связки порваны на обеих ногах, но я тем не менее станцевал. Скажите, кто в этой стране может похвастаться тем, что танцует лучше меня – в 19, в 23, в 35 лет? А мне 52! […] У вас чудная страна. Эта Европа высохшая, Америка, Африка, Азия…
– Но эта страна и ваша тоже, – заметил корреспондент.
– Вот моя страна, – и Рудольф указал на сцену.
На этот раз он решился задержаться подольше, припасть к Ленинграду, как в юности, заглянуть к той, которая когда-то дала ему путевку в большой балет. Анне Ивановне Удальцовой исполнилось к тому времени сто лет.
«Очевидно, Рудольф боялся, что я могу его не принять. Но я так решила: если государство его простило, я не могу быть приверженцем короля больше, чем сам король. Мы целовались, обнимались, и я радовалась», вспоминала об этой встрече Анна Ивановна.
К счастью, и эта встреча сохранилась на видеопленке.
– Вы совсем не изменились, – улыбается Нуреев, глядя на своего педагога
– Не изменилась? А меж тем мне уже сто лет.
– Завидую. Мне тоже хочется сто лет.