Читаем Автобиография Земли. 4,6 миллиарда лет захватывающей истории нашей планеты полностью

Кроме того, геологи обнаруживают особые осадочные структуры, такие как заполненные речные русла и плоскости напластования (рис. 9.7), – например, как в отложениях каменноугольного периода в формации Стеллартон, Новая Шотландия, – которые содержат черные слои угля. Выкопанные участки в этом обнажении в угольном карьере – места, где уголь добывали вручную в небольших количествах для сжигания. Ранняя часть каменноугольного периода, обозначенная как миссисипский подпериод, в основном состоит из известняков. Они формировались, когда уровень моря повышался и создавались идеальные условия для карбонатных рифов.


Рис. 9.7. Речное русло в формации Стеллартон (пенсильванский период). Угольный карьер (фотография Майкла Райгела, 2001)


Жизнь в океанах действительно восстанавливалась после событий вымирания девона. Но, как ни странно, число видов рыб в карбоне, в противоположность существовавшей тенденции, заметно сократилось. Размеры позвоночных в океанах тоже в основном уменьшились по необъясненным пока причинам.

Пермский период, 298,9–251,9 млн лет назад

Последний период палеозойской эры – пермский. Он продлился 47 млн лет и включает три эпохи – приуральскую, гваделупскую и лопинскую – и девять веков[463]. Эпохи и века в пермском периоде устанавливают на основе биостратиграфии морских животных и изменений конодонтов, аммонитов и фузулинид, которые в конце перми исчезли.

На суше господствовали синапсиды и завропсиды. Одной из групп ранних синапсид были пеликозавры, к которым принадлежал диметродон, Dimetrodon (обладавший спинной кожной перепонкой, натянутой между чрезмерно удлиненными отростками позвонков, – парусом), обитавший на берегах водоемов и в заболоченных районах в пермском периоде.

В палеонтологической летописи сухопутных животных существует разрыв, который называют пробелом Олсона. Некоторые ученые называют этот пробел в летописи «олсоновское вымирание», потому что, возможно, он отражает событие вымирания. Перерыв составляет 5 млн лет и начинается около 273,5 млн лет назад, в ранней перми[464]. Отчасти из-за того, что подобный перерыв отсутствует в летописи морских животных, геологи спорят, является ли пробел результатом вымирания, плохого сохранения, отклонений выборки в части определения местонахождений ископаемых или настоящего нарушения непрерывности[465]. Спенсер Лукас (р. 1976), американский палеонтолог и стратиграф из Музея естествознания Нью-Мексико, который ранее дал название этому перерыву в летописи на основе широкого анализа биостратиграфической корреляции морской фауны с наземными животными, в 2013 г. вновь подтвердил свое мнение о существовании пробела Олсона[466]. Частично эта дискуссия порождается трудностями в корреляции пластов, ископаемых и видов между отложениями, критически важными для соответствующих ископаемых в России и в США. Тем не менее Лукас провел подробный анализ, чтобы подтвердить свое заявление, и другие авторы приняли его в 2016 г.[467]. Причина, по которой этот разрыв или пробел привлекает особое внимание, заключается в том, что он охватывает период, начиная с момента, когда в перми доминировали пеликозавры, до момента, когда терапсиды стали главными синапсидами на суше – важнейший предпереходный период до появления линий млекопитающих. Терапсиды, такие как сцимногнаты, Scymnognathus (рис. 9.8), произошли от пеликозавров (синапсид), преимущественно из клады сфенакодонтов, Sphenacodontia (см. главу 5).

Палеонтологи сначала идентифицировали терапсид циногнатов, Cynognathus как «похожих на млекопитающих рептилий». Дальнейшее исследование показало, что линии синапсид эволюционировали одновременно с рептилиями, но больше походили на млекопитающих. Сегодня палеонтологи относят их к категории протомлекопитающих[468].


Рис. 9.8. Ископаемые остатки представителя вымерших терапсид – сцимногната, Scymnognathus (Музей палеонтологии, Тюбинген; Ghedo, 2013)


Перейти на страницу:

Все книги серии Научный интерес

Зачем мы спим
Зачем мы спим

До недавних пор у науки не было полного представления о механизмах сна, о всем многообразии его благотворного влияния и о том, почему последствия хронического недосыпания пагубны для здоровья. Выдающийся невролог и ученый Мэттью Уолкер обобщает данные последних исследований феномена сна и приглашает к разговору на темы, связанные с одним из важнейших аспектов нашего существования.«Сон — это единственное и наиболее эффективное действие, которое мы можем предпринять, чтобы каждый день регулировать работу нашего мозга и тела. Это лучшее оружие матушки-природы в противостоянии смерти. К сожалению, реальные доказательства, разъясняющие все опасности, которым подвергаются человек и общество в случае недосыпания, до сих пор не были в полной мере донесены до людей. Это самое вопиющее упущение в сегодняшних разговорах о здоровье. Исправить его как раз и призвана моя книга, и я очень надеюсь, что она превратится для читателя в увлекательное путешествие, полное открытий. Кроме того, книга нацелена на пересмотр оценки сна и изменение пренебрежительного отношения к нему».

Мэттью Уолкер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Так полон или пуст? Почему все мы – неисправимые оптимисты
Так полон или пуст? Почему все мы – неисправимые оптимисты

Как мозг порождает надежду? Каким образом он побуждает нас двигаться вперед? Отличается ли мозг оптимиста от мозга пессимиста? Все мы склонны представлять будущее, в котором нас ждут профессиональный успех, прекрасные отношения с близкими, финансовая стабильность и крепкое здоровье. Один из самых выдающихся нейробиологов современности Тали Шарот раскрывает всю суть нашего стремления переоценивать шансы позитивных событий и недооценивать риск неприятностей.«В этой книге описывается самый большой обман, на который способен человеческий мозг, – склонность к оптимизму. Вы узнаете, когда эта предрасположенность полезна, а когда вредна, и получите доказательства, что умеренно оптимистичные иллюзии могут поддерживать внутреннее благополучие человека. Особое внимание я уделю специальной структуре мозга, которая позволяет необоснованному оптимизму рождаться и влиять на наше восприятие и поведение. Чтобы понять феномен склонности к оптимизму, нам в первую очередь необходимо проследить, как и почему мозг человека создает иллюзии реальности. Нужно, чтобы наконец лопнул огромный мыльный пузырь – представление, что мы видим мир таким, какой он есть». (Тали Шарот)

Тали Шарот

Психология и психотерапия
Зачем мы спим. Новая наука о сне и сновидениях
Зачем мы спим. Новая наука о сне и сновидениях

До недавних пор у науки не было полного представления о механизмах сна, о всем многообразии его благотворного влияния и о том, почему последствия хронического недосыпания пагубны для здоровья. Выдающийся невролог и ученый Мэттью Уолкер обобщает данные последних исследований феномена сна и приглашает к разговору на темы, связанные с одним из важнейших аспектов нашего существования.«Сон – это единственное и наиболее эффективное действие, которое мы можем предпринять, чтобы каждый день регулировать работу нашего мозга и тела. Это лучшее оружие матушки-природы в противостоянии смерти. К сожалению, реальные доказательства, разъясняющие все опасности, которым подвергаются человек и общество в случае недосыпания, до сих пор не были в полной мере донесены до людей. Это самое вопиющее упущение в сегодняшних разговорах о здоровье. Исправить его как раз и призвана моя книга, и я очень надеюсь, что она превратится для читателя в увлекательное путешествие, полное открытий. Кроме того, книга нацелена на пересмотр оценки сна и изменение пренебрежительного отношения к нему». (Мэттью Уолкер)

Мэттью Уолкер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Изобретение науки. Новая история научной революции
Изобретение науки. Новая история научной революции

Книга Дэвида Вуттона – история великой научной революции, результатом которой стало рождение науки в современном смысле этого слова. Новая наука – не просто передовые открытия или методы, это новое понимание того, что такое знание. В XVI веке изменился не только подход к ней – все старые научные термины приобрели иное значение. Теперь мы все говорим на языке науки, сложившемся в эпоху интеллектуальных и культурных реформ, хронологические рамки которой автор определяет очень точно. У новой цивилизации были свои мученики (Джордано Бруно и Галилей), свои герои (Кеплер и Бойль), пропагандисты (Вольтер и Дидро) и скромные ремесленники (Гильберт и Гук). Она дала начало новому рационализму, покончившему с алхимией, астрологией и верой в колдовство. Дэвид Вуттон меняет наше представление о том, как происходили эти знаковые преобразования.«Наука – программа исследований, экспериментальный метод, взаимосвязь чистой науки и новой техники, язык отменяемого знания – появилась в период с 1572 по 1704 г. Последствия этого видны до сих пор – и, по всей вероятности, не исчезнут никогда. Но мы не только используем технологические преимущества науки: современное научное мышление стало важной частью нашей культуры, и теперь нам уже трудно представить мир, в котором люди не говорили о фактах, гипотезах и теориях, в котором знание не было основано на свидетельствах и где у природы не было законов. Научная революция стала почти невидимой просто потому, что она оказалась удивительно успешной». (Дэвид Вуттон)

Дэвид Вуттон

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература

Похожие книги

Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука