Автор и герой в эстетическом событии

²⁸ Ключевое для Бахтина противопоставление самопереживания восприятию другого – как в телесном, так и в душевном плане – преемственно связано с мироощущением XIX века: разобщенность людей, вызванная кризисом церковности, которая обеспечивала чувство и сознание всеобщей связи, достигла своего максимума и оформилась в ряде философских и психологических концепций. Так, А.И. Введенский говорит о двух принципиально различных методах психологии – о самонаблюдении и об «объективном» наблюдении другого лица (Введенский А. И. Психология без всякой метафизики. Пг., 1917. С. 14). При этом Введенский указывает на книгу О. Конта «Курс позитивной философии», где оспаривается возможность самонаблюдения на тех же самых основаниях, которые подметил Бахтин: орган не может наблюдать за своей собственной деятельностью, глаз не может видеть себя, мозг не воспринимает своего мышления. Но Введенский не согласен с обобщением Конта, поскольку, по его мнению, невозможность самонаблюдения относится к одной только телесной сфере. Бахтин творчески переосмысливает интуиции философских предшественников и университетских учителей: за разницей наблюдения изнутри и извне он усматривает положительный – «эстетический» смысл, – более того, эта разница делается основой и его «архитектонической» онтологии.

²⁹ Телесный образ героя как пространственной ценности у Бахтина отмечен чертами скульптурности. «Философия скульптуры» представлена в известном Бахтину трактате А. Гильдебранда «Проблема формы в изобразительном искусстве». См. в связи с этим также прим. 132. Развивая свои представления об искусстве ваяния, Гильдебранд придает большое значение барельефу (разд. V). И можно увидеть, в плане интуиций, параллель между описанной Бахтиным попыткой изнутри вообразить свой телесный облик и представленным у Гильдебранда «оживлением плоскости»: отправляясь от каменной поверхности, скульптор высекает барельеф, – телесная трехмерная глубина возникает постепенно, образ медленно выступает из камня (разд. VII: «Скульптура в камне»).

³⁰ Проблема «самообъективации», поставленная здесь Бахтиным в аспекте онтологической «архитектоники» и общей эстетики, позже, собственно в трудах по поэтике, преобразится в проблему присутствия автора и авторского образа в художественном мире произведения. В романах Достоевского автор – участник диалога с равным ему по положению в художественном бытии героем: авторская идея – «установка среди других установок», «слово среди других слов» (Д, 112); автор входит в диалогический мир, действительно, «без остатка», без «существенного смыслового избытка» (там же. С. 88). Но поэтика Достоевского, по Бахтину, преодолевает эстетическую объективацию, так что автор и герой здесь уравнены в их чистой экзистенциальности. И другой случай всецелого вхождения автора в мир героя – это использование автором «формально-жанровой маски» «шута и дурака», что часто имеет место в европейском романе: тем самым «найдена форма бытия человека – безучастного участника жизни (парадокс сочетания автора и героя в одном лице. – Н.Б.), вечного соглядатая и отражателя ее <…>» (ВХ. – ВЛЭ, 311). Интересно, что этот формально-поэтический момент – схождение автора в художественный мир – обобщается Бахтиным до представления его «теологии», а точнее – христологии: Христос для Бахтина – «личность, вступающая во взаимоотношения с другими личностями» (Д, 47). «Теологическая» и «литературоведческая» интуиции Бахтина глубинно связаны: «Шут и дурак – метаморфоза царя и бога, находящихся в преисподней, в смерти» (ВЛЭ, 311).

³¹ Русским читателем термин «объективация» мгновенно соотносится с именем Бердяева: для его экзистенциализма это основное отрицательное понятие. Однако оно же играет ведущую роль и в мировоззрении Введенского; то, что последний использует слово «объектирование», значения не имеет, поскольку речь идет лишь о разных русских транскрипциях немецкого слова. Субъективист (а в конце концов и солипсист) Введенский отказывается от постановки в своей философии «метафизического» вопроса о внешнем мире, поскольку считает, что в опыте нам даны одни субъективные представления о нем, а переживание действительности как не зависящей от нашего сознания проистекает от присущей разуму способности к «объектированию» своего опытного содержания. «Объектирование», «объективация» – также важный термин «Общей эстетики» И. Кона (см. гл. II).