Автор Исландии

Турид уставилась в окно, и какое-то время у нее стояла перед глазами эта картина: сгорбленный человек с рыже-седой бородой и длинным хвостом идет по жизни так, словно утратил на это всякое право. Каждый шаг – как будто сделан без разрешения. Кто причиняет страдание – сам больше всех и страдает, подумала она про себя, и в этот миг за ее спиной скрипнула дверь, и она обернулась. Эйвис надела шерстяную юбку, футболку и водолазку и смущенно стояла на пороге, прислонившись плечом к дверному косяку: тело отягощено жизнью, все черты вот-вот раскроются – как лепестки за день до того, как распустится роза, – и лицо бледное и красивое, и кожа светлая, и мягкая, и совсем чистая, как краска в банке, а над всем этим – встрепанные со сна волосы, темные и тонкие. Совсем не было заметно, что жизнь этой красивой девочки уже загублена.

– Входы, родымая!

Девочка держала руки в карманах юбки, покривила свой маленький рот под упрямым носом, который вскоре перестанет быть вздернутым и будет совсем прямым. Турид закрыла перьевую ручку колпачком и протянула руку; Эйвис присела на красивый стул, не вынимая руки из карманов, положила одетые в чулок пальцы ноги на другую ногу. На столе и на полу рядом с ней стояли крепкие высокие растения в горшках. Дневной свет наполнял комнату и делал все очень красивым. Переводчица поднялась, выдыхая через ноздри, подошла к двери и тщательно закрыла ее. Затем снова села на свой письменный стул, посмотрела на девочку и спросила ее: «Ты знаешь, что такое аборт?» Эйвис ответила, что слышала это слово. Данни рассказывал про свою сестру, которая забеременела. Этот мальчик столько всего знал! Турид спросила, не обдумывала ли она такую возможность, – а та ответила «да» и поинтересовалась, не опасно ли это.

– Да, кой-какой рыск есть. Но он невелык.

– А кто… Это ведь Дональд делает, или…?

– Нет, его ымя Тоумас.

– Он врач?

– Нет, он автомыханик. Настоящый мастыр.

– Автомеханик?

– Да, он моей Сымоне вынымал. Он очень старательный.

– Но она говорит, это стоит двенадцать тысяч.

Турид попросила девочку не беспокоиться насчет денег и сказала, что вообще-то такой способ ей не хотелось бы рекомендовать ни одной живой душе, но ей всего четырнадцать, у нее вся жизнь впереди. Эйвис едва не расплакалась.

– Да, я знаю.

– Поразмысли над этым, мылая.

Но она не собиралась ни о чем размышлять. Через неделю она явилась в подвал «Эдинбурга» к Стеллиному Томми. Турид сидела наверху со своей Стеллой и пила кофе. Но, скорее всего, она вовсе не пила кофе. Она молча сидела в кухне и раскачивалась туда-сюда, сосредоточенно и беспокойно. Я видел это в окно, когда в тот вечер проходил мимо «Эдинбурга» – этого маленького миленького кукольного домика, где все окна были освещены. Только что я встретил на Главной улице Грима. Он странно посмотрел на меня, держа что-то под свитером. Я проводил его взглядом, когда он переходил через мост. Он тайком навещал отца, нес ему поесть: в барак он принес буханку ржаного хлеба, печенного на слабом огне, и банку масла. Его отец сидел в морском кресле, он слабо улыбнулся: «Хух! А-а, привет, дружище…» Мальчик протянул ему его любимую еду – хлеб-пучельник с маслом.

– А почему ты не с нами в Зеленом доме?

– Ох, да разве меня такого можно в приличный дом пускать? Да и за вот этими кому-то приглядывать надо, – отец ответил какой-то вздор и сделал довольно грустный кивок головой в сторону овчушек, которые бегали взад-вперед по загону, роняя твердые горошины на бетонный пол.

– Откуда ты их взял?

– Они здесь были.

Они некоторое время сидели, слушая вечер. В молчании много разнообразных звуков. Водопад и сельдетопня. Грузовик на том берегу, стук овечьих копыт. И тут Грим сказал:

– Виса болела.

– Ну-х?

– Да, она на сносях.

– А? На сносях?

– Да, она иногда так кричит!

– А что, а как… она это тебе прямо сказала? Что она на сносях?

– Нет, она ничего не говорит. Это Даннина сестра говорит, что она на сносях.

– Что ты болтаешь, малец, хух! Что за вздор?

– Но она вот ребенка оставлять не собирается.

– Ну?

– Нет, его Томми вынет.

– Какой еще Томми?

– Стеллин Томми. Томми из «Эдинбурга». Это будет вынимыш.

– А?

Старый фермер в недоумении посмотрел на сына. Это было чересчур много за такое короткое время! Он не понимал, стоит он или сидит, и вдруг посмотрел на свои колени и увидел буханку хлеба и банку масла, а в руке карманный ножик. И снова вперил взгляд в мальчика. У детей понятие о тактичности отсутствует.

– А кто?.. – собрался было спросить Хроульв, но тотчас все понял, вспыхнул, в руках у него появилась дрожь, он намазал на буханку толстенный кусок масла и нечаянно запихнул ее в рот целиком. Грим с удивлением посмотрел на отца, а потом улыбнулся:

– Ух! Ну и кусище. Хе!

– М-мм…