Авторское кино

— Что? — задыхаясь, то ли от испуга, то ли от негодования, выдавил из себя Арман. — Что ты такое несешь? Больная! Ненормальная! Да вы оба ненормальные!

Актер попятился, а затем, держась за оцарапанное лицо, побежал. Спускаясь по старой лестнице, он споткнулся и упал, с грохотом покатившись по ступеням. Оказавшись на первом этаже — на полу, в прихожей, он, крича, схватился за поврежденную во время стремительного спуска руку. К нему подбежали Влад и Зигфрид. У входной двери стояли их нагруженные походные рюкзаки.

— Какого хрена здесь происходит? — спросил у актера оператор Влад.

— Рука! Моя рука! — кричал лежащий на полу Арман. — Они ненормальные! Они оба ненормальные!

— Так ты идешь с нами, как только закончится гроза, — осветитель Зигфрид, помог Арману встать на ноги, — или и дальше будешь играть с этой психической в любовь?

— Она же жертва! Как вы не понимаете? — охал Актер.

— Пускай сами разбираются, — Влад накинул на плечи рюкзак. — Я сваливаю. Лучше, рискуя жизнью, спускаться по размытой дороге, чем оставаться в этом Богом забытом месте!

— Но Арман не сможет пойти с нами, — придерживая за здоровую руку, Зигфрид помог стонущему от боли актеру сесть на кухонный стул. — Он травмирован…

— Тем хуже для него, — сухо сказал Влад и, не дожидаясь ответа, хлопнул входной дверью.

Через мгновение его фигура за окном уже быстро отдалялась от дома под моросящим дождем…

Корнелия села перед лежащим в коридоре мужем и положила его голову себе на колени. Он все еще с трудом дышал, смотря перед собой затуманенным взглядом. Девушка нежно гладила рукой по его волосам и тихо напевала колыбельную.

— Пришло время поставить точку, — неожиданно произнес Лукаш хриплым голосом. — Принеси мою личную камеру, дорогая…

— О чем говорил Арман? Я не совсем поняла его.

— Принеси камеру, и я все тебе расскажу…

Корнелия спустилась на первый этаж и, даже не взглянув на Армана с Зигфридом, расположившихся на кухне, прошла в гостиную комнату и достала из сумки мужа его видеокамеру. Вскоре спустился и сам режиссер. Бросив на Армана полный презрения и смертельной обиды взгляд, он вышел на улицу. Корнелия молча последовала за ним — за своим гениальным мужем.

Дождь капал на мрачное, морщинистое лицо режиссера. Его муза ступала за ним босыми ногами, двигаясь чуть поодаль изящным силуэтом. Так они и подошли к сараю. Лукаш Чермак вздохнул, взял у жены камеру и включил ее. Корнелия спокойно наблюдала за каждым его действием. Ее красивое, бледное лицо источало спокойную меланхолию и покорность.

— Ты готова, дорогая? — спросил режиссер неожиданно живым и бойким голосом, наставив на Корнелию объектив своей камеры.

— К чему?

— К правде, — улыбнулся режиссер и скрылся за углом сарая, проигнорировав его большую гладкую дверь.

Дойдя до угла сооружения, режиссер одной рукой оторвал хлипкую деревянную панель, за которой оказалась новая дверь с ручкой и маленьким замком. Режиссер рывком сорвал со своей шеи цепочку, на которой покоился маленький ключ, и открыл им тайный проход в таинственное до этой минуты для девушки место. Предлагая жестом руки зайти жене первой, он встал сбоку от дверного проема. Слыша учащенное биение собственного сердца, взволнованная Корнелия зашла в сарай. В это мгновение ее глаза горели благоговейным блеском, словно она ступила под свод прекрасного готического собора.

В сарае было обжигающе пусто. Корнелия не знала, чего ожидать. Но ей думалось, что оказавшись внутри, она все поймет, разберется в себе, станет сильнее, наконец, получит ответы на все волнующие ее вопросы. Состояние трепетного предвкушения снова сменилось меланхолией, и девушка обернулась на мужа. Лукаш Чермак стоял у двери, преграждая путь. Его глаза горели злым, фанатичным огнем, а объектив наставленной на девушку камеры казался заряженным револьвером. Режиссер явно ждал ее реакции и замер в предвкушении. Руки, которыми он держал свою камеру, подрагивали от волнения и предвкушения развязки.

— А где Дора? — неожиданно для самой себя спросила Корнелия.

— Ох, моя милая. Я ее выдумал. Как и все, что здесь происходило.

— ЧТО? — Корнелии показалось, что в ее трепещущее сердце одним ловким ударом загнали длинную, ледяную иглу. — Что ты сказал?

— Все это время, без сна и перерывов на обед, шли съемки моей «жемчужины». Моего самого трудного фильма. Но оно того стоило. Все, что я сделал, до последней крупицы поступка, стоило результата. Все получилось прекрасно. Каждый кадр, каждый поворот сюжета…

— А как же… орехи?

— Милая моя, за то время, что мы вместе, я неплохо тебя изучил. Я знаю о твоем почти детском любопытстве. Знаю о чрезмерной внушаемости. Они сыграли нам на руку. Здорово помогли тебе вжиться в роль….

— Значит, музыка ветра, орехи и…