Аз грешный…

Не может быть! Неужли этот измождённый человек с потухшим взором и есть тот энергичный, бодрый и всегда весёлый собеседник, соглядатай Ордин-Нащокина, верой и правдой служивший русскому царю? Да, это был тот самый Хорн, которого он примерно год тому назад видел в Любеке, а полгода тому назад выдал Якобу Таубе! И вот теперь он стоит перед ним и ожидает, когда прервутся последние минуты живота его!

Гришка вытащил из кармана платок и вытер пот со лба.

– Что – испугался поляк? – засмеялся солдат.

Гришка ловил рот воздухом и схватился за его костыль.

– И зачем только место занял, слабак! – сказали за спиной.

– Ага! Сидел бы дома с мамочкой и держал её за руку! – противно захихикали сбоку.

И в это время Хорн повернул голову в сторону Гришки. Страдание и узнавание прочитал в его глазах Котошихин. Смертник попытался ему улыбнуться, но улыбка не получилась. Некоторым даже показалось, что он корчит толпе рожи.

– Ишь, подлец, кривляется! – сказала то ли купчиха, то ли ремесленница.

– Жалости ищет!

– Надо было раньше думать, прежде чем поступать на службу к московитам!

– Проклятый предатель!

– Смерть изменнику!

В это время Хорн сделал над своим лицом ещё одно усилие и попытался подмигнуть Котошихину. Но веки припухшего глаза не слушались, и моргнули сразу оба глаза. Гришка прочитал в них мольбу о сочувствии и сострадании. В этой толпе русскому шпиону никто не сочувствовал, и смертник искал их у Котошихина, такого же шпиона и предателя. Какое издевательство над здравым смыслом, что это сочувствие он искал в том, кто выдал его шведам! Или это наивысший знак христианского примирения?

И вдруг фон Хорн засмеялся жутким смехом, набрал в лёгкие побольше воздуха и плюнул в Гришку. Плевок, конечно, не долетел до цели, но тот инстинктивно заслонился рукой. Толпа возмущённо зашикала, завопила и заколебалась – она приняла этот выпад смертника на свой счёт и ещё более озлобилась. Почувствовать на себе презрение и со стороны палача и от его жертвы – это было слишком много для добропорядочных стокгольмских бюргеров!

На помост уже поднимался священник с крестом, но Гришка ничего не видел и не слышал. Трудно было сказать, что его больше напугало: притворная улыбка и подмигивание бывшего капитана или презрительный плевок. По телу его пробежала холодная дрожь, он вздрогнул, крикнул изо всех сил: «Прости меня, брат!» и бросился прочь, подальше от всего этого. Никто не понял, что прокричал этот слабонервный зритель, потому что никто вокруг не знал русского языка. Да в это время всем было не до Котошихина: преступник в это время получал последнее причастие, целовал крест, подсунутый священником, потом кланялся на все четыре стороны, потом опустился на колени и положил голову на плаху.

Сейчас… Сейчас всё произойдёт!

– А-а-а-а!

Глухой, но чёткий стук топора и дикое завывание толпы…

Вырвавшийся, наконец, из объятий толпы, Гришка, заткнув уши пальцами и зажмурив глаза, бросился на землю и затрясся в беззвучных рыданиях.

Когда толпа, живо обсуждая подробности казни, повалила назад, его уже там не было. Последним проковылял одноногий солдат, то и дело прикладываясь к бутылке. Сидевшая на старой крепостной стене ворона каркнула и полетела прочь искать себе новое развлеченье.

Конец

Господь избиенных утешает ризами белыми, а нам

даёт время ко исправлению.

Протопоп Аввакум, «Книга бесед»

– Ты когда заплатишь мне деньги, шведский Тацит?

На пороге дома, опершись руками о притолоку, стоял Данила. На нём была грязная, порванная в нескольких местах рубаха, босые ноги торчали из стоптанных деревянных башмаков, волосы были всклокочены, губы искривлены злой презрительной усмешкой, а из глаз сверкала ненависть. Таким королевского переводчика Котошихин видел впервые.

– Ты про что, Данилушка? – миролюбиво ответил Гришка. – Какие деньги?

– Плата за постой! Ты задолжал мне за два месяца!

– Ах, это… так у меня сейчас нету денег. Были, но… кончились. Да ты не беспокойся, я заплачу.

– Мне нужны деньги сейчас. Если не заплатишь, не пущу в дом.

За спиной хозяина мелькнуло злорадное лицо свояченицы.

– Ну ладно, на тебе задаток, а остальное я верну завтра. Мне должны вернуть долг.

Гришка полез в карман и вытащил оттуда несколько монет:

– На, держи.

Данелиус выхватил деньги и пропустил Гришку в дом.

– Эх, Данилушка, что – деньги? Всё это суета сует! Знаешь, где я сейчас был? Не знаешь! То-то! Угадай.

– И не подумаю. – Анастасиус оттолкнул от себя Гришку, который полез, было, к нему обниматься.

– А где же наша разлюбезная хозяюшка? Мария! Ты куда спряталась? Нехорошо, Данилушка, ой как нехорошо обижать жёнку.

– Не твоё дело, – оборвал его хозяин, надевая на себя нечто в виде плаща.

– Ясное дело, не моё, – охотно согласился Гришка. – Ты куда? Возьми и меня с собой.

Анастасиус хмуро взглянул на Котошихина:

– Ладно, пошли.