Аз грешный…

Правительство, идя навстречу пожеланиям трудящегося населения, решило повсеместно учредить комиссии по расследованию деяний колдунов и чародеев. И комиссии заработали на полную катушку, дело сдвинулось, процесс пошёл. В год шведская инквизиция осуждала на смерть до ста двадцати «слуг и пособников Сатаны». Дети доносили на родителей, а родители – на детей. На этих же комиссиях находили завершение старые споры о земле – тот, кто донёс первым, выигрывал спор, а проигравший оказывался слугой Дьявола и шёл на костёр. Хитрые мужья избавлялись от надоевших им жён, а наследники торопились побыстрее вступить в наследство и делали доносы на своих бабушек, дедушек и тётушек.

Инквизиционная истерия на многие годы захватила королевство свеев.

Безмятежное настроение Котошихина и его спутника быстро улетучилось, как только они вступили на главную улицу Сёдермальма. Сначала на них напала стайка грязных маленьких оборвышей, которые с диким криком выскочили из подворотни, окружили и стали избивать палками. Их спас какой-то солдат, возвращавшийся из города домой. Он выстрелил в воздух из своего мушкета, и несовершеннолетняя банда тут же исчезла. Когда солдат узнал от Баркхусена, что спасённые – русские, он плюнул им в лицо и заругался.

– Что он говорил? – поинтересовался Котошихин, когда солдат оставил их, наконец, в покое и удалился на приличное расстояние.

– Он сказал, что русские убили у него на войне брата, а потому он очень жалел, что разогнал маленьких бандитов.

– Надобно держать язык за зубами и не пролыгаться за русских, – предложил Гришка.

На пути им несколько раз встретились нищие и попросили денег. Из одного дома на улицу выбежала простоволосая женщина и пыталась затащить их к себе в заведение. Наконец они добрались до большой площади, на которой с одной стороны стояла церковь, с другой – ратуша, а в центре толпился возбуждённый народ. На расстоянии были слышны истошные крики, удары и человеческие стоны. Котошихин с переводчиком не были лишены чувства любопытства и подошли поближе, чтобы узнать подробности происходящего, но сквозь плотную стену мужских и женских спин ничего не было видно.

Гришке удалось протиснуться вглубь людского клубка, и из-за плеча какого-то верзилы он увидел лежащую в пыли женщину. Над ней с крестом в руке стоял священник и произносил какие-то слова-заклинания, похожие то ли на угрозы, то ли на допрос. Из-за спины священника выступал толстый чиновник в треуголке, а сзади представителей двух ветвей власти возвышались солдаты с мушкетами в руках. Их начальник, сержант с огромным шрамом на лице, неожиданно обнажил шпагу и с диким криком вонзил её кончик в тело женщины. Лежавшее, как казалось, без чувств тело вздрогнуло и встало на ноги, и Гришка увидел, что женщина беременна. На лице этой мученицы были написаны великие горе и мука, и он без труда прочёл эти знаки на лице чужой женщины.

Котошихин замер от ужаса и любопытства и больше уже не контролировал свои действия. Он, как зачарованный, следил за происходящим, не в силах вырвать себя из озверевшей толпы.

Отчаявшись услышать хоть одно слово раскаяния от обвиняемой, священник приказал взять бедняжку за руки и вести её то ли на место казни, то ли суда. Шпыняя арестованную, забрасывая камнями, насмехаясь и оплёвывая её со всех сторон, толпа медленно, не выпуская её из своего круга, двинулась в направлении Мэларена. Котошихин как-то выпал из толпы, оставшись стоять на крутом склоне и уже сверху наблюдая за развязкой. Он видел, как солдаты взяли женщину за руки и за ноги, раскачали и бросили в воду. Толпа одобрительно загудела и замерла в ожидании.

– Ежели женщина потонет, значится, будет доказано, что она в связи с Дьяволом не состояла, – тихо прокомментировал переводчик.

– А ежели будет плавать?

– Тогда вина её будет доказана, и её вынут из воды и предадут смерти.

– Куда ни кинь – смерть? – переспросил Гришка.

– Выходит так, херр Котошихин.

Женщина плавала и держалась на поверхности воды за счёт своего раздувшегося живота. Впрочем, голова её сразу ушла под воду, какое-то время она пускала пузыри, но потом всё кончилось, и она плавала по воде, как обычное полено. Это обстоятельство поставило членов правительственной комиссии в тупик, и между ними возник ожесточённый спор: считать ли женщину утонувшей или плавающей. Но потрясённого Гришку и обоих переводчиков исход спора уже не интересовал, они молча спускались с горы, торопясь вернуться на своё подворье.

Прогулка по шведской столице слишком хорошо напомнила Котошихину бесчинства, творимые никонианцами у себя дома, и просвещённая Европа не показалась Котошихину намного лучше российской азиатчины.