Аз грешный…

Но удержать завоёванные территории шведам всегда было трудно. Каждый раз давали о себе знать ограниченные ресурсы страны, истощаемые непрерывными войнами. Шведское население голодало, по всем дорогам брели нищие, среди крестьян назревало недовольство дворянством и помещиками, владевшими более чем двумя третями национального богатства Швеции. Страна стояла на пороге большого и болезненного передела собственности между государством, то есть королём, аристократией, нарождавшейся буржуазией, крестьянством и церковью, – передела, который найдёт своё завершение лишь в конце правления Карла ХI. Он найдёт средства для того, чтобы сохранить за Швецией статус мировой державы. Он осуществит редукцию – изъятие у аристократии значительной части земель в пользу государства, проведёт реформы, оздоровит экономику страны, обеспечит ей несколько лет мирного развития и создаст сильную, хорошо обученную армию.

А пока этот король ходил под стол пешком.

Гришка с удовлетворением отметил, что, в отличие от Москвы, шведы не запирали иностранных гостей в специальных посольских подворьях и не прикрепляли к ним своих явных соглядатаев. Эберс представил в распоряжение русских одного переводчика Баркхусена, который должен был помочь им устроиться в доме и освоиться в городе, но он, в отличие от дьяков Посольского приказа, не следовал за ними по пятам и не надоедал своим гостеприимством, а появлялся тогда, когда в этом была необходимость.

Отоспавшись, Котошихин со своим толмачём и Баркхусеном отправился посмотреть город. Им понравились огромная Сенная площадь и отходившие от неё длинные и широкие Королевская и Правительственная улицы. Дома здесь стояли каменные, многоэтажные и красивые. Во время Тридцатилетней войны шведские аристократы многое переняли у немцев, много чего там награбили, так что роскошь чувствовалась повсюду. Повсюду поддерживалась чистота и порядок. Магистрат проявлял заботу в первую очередь о своих зажиточных жителях.

Но чем дальше они уходили от центральных улиц, тем беднее и грязнее становился город. Норрмальмская слобода была в первую очередь городом литейщиков и кузнецов. Их мастерские располагались в южной части и примыкали прямо к набережной Мэларена. Нагулявшись по новой и благоустроенной части Норрмальма, Гришка со спутником повернули на юг и вошли в ремесленную слободу. Сюда из северных провинций привозили железную и медную руду, которая переплавлялась в многочисленных литейных мастерских, разбросанных там и сям по всей слободе. В Норрмальме отливали пушки, делали мушкеты, чеканили монету, ковали якоря, жгли уголь. Отовсюду пахло гарью и смолой, из многочисленных труб в воздух поднимались клубы дыма и копоти, а из-под навесов и с огороженных каменными заборами дворов доносились крики ремесленников, грохот металла, скрип механизмов, шипение пара, стучали молотки кузнецов и плотников.

Крестьяне разорялись и бежали от произвола помещиков в город, где можно было получить хоть какую-нибудь работу и кусок хлеба. Желающих было слишком много, и пристроиться удавалось далеко не всем, поэтому толпы нищих бродили по улицам и просили милостыню. По обочинам улиц рядами сидели инвалиды войны, лежали пьяные – матросы, солдаты, ремесленники, женщины. Те, что ещё держались на ногах, ссорились между собой, сквернословили, дрались и приставали к прохожим. Улицы, особенно в рабочих дистриктах, были грязные, вокруг каждого дома были устроены кучи или ямы естественных отходов, от которых в сточные канавы текли ядовито-зелёные ручейки зловония. Вечером или ночью выходить на улицы Норрмальма было опасно – грабежи и убийства были обычным делом, и малочисленная городская стража не справлялась с преступниками. Москва в этом отношении была куда спокойней и безопасней.

В сопровождении Баркхусена они спустились к набережной, взошли на мост и перешли по нему в центр столицы – так называемый Город.

– Здесь ярл Биргер заложил новую столицу свеев, – пояснил Баркхусен. – Старая столица Сигтуна была сожжена, и удобнее места для города трудно было выбрать.

– Уж не тот ли это ярл, которого на берегах Невы побил наш славный князь Александр, прозванный Невским? – спросил его Котошихин.

– Не могу знать, – уклонился от ответа швед. – Биргер был очень воинственным и хитрым правителем.

Старый Город оказался самой красивой частью Стокгольма, потому что в этой части столицы находился только что отстроенный заново – после очередного пожара – королевский дворец. Он представлял собой огромный четырёхэтажный прямоугольник, облицованный медью и оштукатуренный крошкой под натуральный песчаник, с огромными окнами, с встроенной церковью, отделанной мрамором. Подъезжать ко дворцу разрешалось только высшей знати: членам госсовета, их жёнам и иностранным послам.