Аз грешный…

«Наияснейшего Великого Государя, Его Королевского величества Пана всемилостивейшего, милосердного монарха, приказавшего меня пожаловать своим Королевского Величества верстаньем на год по сту рублёв и быть при его милости Канцлере Литовском всеподданейше благодарю…»

Не коротко ли вышло титло? Тишайший в своё время приказал его бить батогами за упущенье одного единственного слова при написании его титла. Может, круль Ян Казимир так же обидчив, как и его русский брат? Да нет, кажись, он ничего не упустил, ему и раньше приходилось сочинять грамоты польскому королю. А сто рублёв, ежели разобраться, не такие уж и большие деньги, особенно применительно к здешним ценам. Могли бы быть и пощедрее к нему. Он ведь не какой-нибудь там поручик Борятин – тому и десятой части за глаза хватит! Ну да ладно, на первых порах хватит, а там ещё попросит и намекнёт о своих услугах.

«И аз просил наихрабрейшего Пана Канцлера о том, чтобы ехать мне к Вашему Королевскому величеству в скорых днях для разговоров тех, которые ниже сего опишу, и через Ваше Королевское величество, наияснейшего Великого государя милости добиваться на устройство в службу Вашу, чтобы всегда состоять мне при Вашей особе…»

Канцлер Христофор Пац, конечно, храбрый правитель, но в тонких дипломатических делах разбирается плохо. Излагать ему соображения, касаемые судеб всего государства польского, бесполезно – это всё равно, что метать бисер перед свиньями. Литвяне всегда стремились к самостоятельности и в первую очередь блюдут свою пользу. Нет, Гришке надо беспременно пробраться в Варшаву к самому Яну Казимиру. Там, только там сможет он во всей полноте развернуть свои способности и заслужить у короля почёт и уважение.

Гришка вспомнил, сколько он мытарств претерпел, прежде чем вошёл в доверие у литовцев. Сначала его по этапам и без всяких церемоний, как обычного пленника, привезли в литовскую столицу и бросили в каталажку. В ней он просидел на хлебе и воде не меньше недели, пока кто-то про него не вспомнил и вызвал на первую беседу, скорее походившую на допрос с пристрастием. Ещё через неделю его представили секретарю Христофора Паца, и только после этого – самому наиясновельможному пану канцлеру. Приходилось столько раз пересказывать одно и то же, что под конец Гришка стал путаться, что только усугубляло подозрение к нему.

В дверь кто-то постучал. Котошихин вздрогнул и выронил из рук перо прямо на бумагу. Ну вот! Чернильная клякса угодила как раз на титло! Не везёт ему с этими титлами! Придётся опять заниматься переписываньем и клянчить у канцлеровых слуг бумагу.

Последнее время он что-то стал особенно пуглив, опаслив и недоверчив. Каждую минуту ему мстились длинные руки Ордин-Нащокина, пославшего своих людишек выкрасть вора и изменника Котошихина из польских пределов. Гришка знал, как упорно и настойчиво пытались русские послы в Стекольне достать самозванца и вора Тимошку Анкудинова и его товарища Алёху Конюховского! Не ровен час и поляки могут выдать его обратно в Москву – переговоры-то с русскими послами всё ещё продолжаются. Надобно бы принять другое обличье и прозвание. Не век же ему сидеть под охраной канцлера, когда-то и в мир выйти придётся.

– Кто там? – хриплым голосом спросил он. Опять кто-то проник к нему мимо Прошки! Уж сколько раз он его предупреждал – всё бесполезно. Заснул, видно, опять али отлучился куда. Вломятся вот так людишки Башмакина али Нащокина – к смерти изготовиться не успеешь, не то чтобы сгинуть куда. До чего же глупого челядника подсунули ему литвины! Как же, говорили, земляк твой, будешь доволен.

– Это я, Григорий Карпович, поручик Борятин!

Дверь открылась, и в комнату просунулась кудлатая русая голова с испитым опухшим лицом и застрявшими в густых русых волосах стеблями сена. Опять этот шаленый поручик!

– Входи, почто пришёл?

– Григорий Карпович, я к твоей милости… Помоги, не дай умереть. Голова – словно чугун звенит с утра. Одолжи хоть малую толику на похмелье!

– Проси у гетмана Яны Сапеги! Он твой начальник теперь. Ведь ты к нему предался, стало быть, проходишь по его ведомству. Я же хожу под канцлером Пацом… Но это временно, собираюсь припасть к стопам самого короля польского.

– Григорий Карпыч, хватит измываться надо мной!

– Я же тебе уже сколько давал? Забыл?

– Никак нет, ваша милость, только я пока… Вот получу за службу у литвян… Беспременно верну долг.

– Не дам! Опять пропьёшь. Ступай, у меня дело срочное.