Аз грешный…

Тем не менее, Котошихин порылся в кармане, достал мелкую монетку и кинул её Прошке. Тот ловко поймал её на лету, поклонился и вышел. Русский, а каким ловким приёмам да фасонам успел обучиться за границей. Сколько же здесь нашего люда обретается!

Добиться наивысочайшего внимания в просвещённом Польско-Литовском королевстве было так же не просто, как и на Руси Кондовой – даже если этого внимания просил перебежчик из стана противника, обладавший важной информацией. Наивысочайшие особы во всех странах и государствах быстро привыкают к тому, что их внимания жаждут и добиваются всеми способами, поэтому у них со временем вырабатывается стойкий иммунитет против любых вторжений в сферу их царственного спокойствия – основного принципа, на котором зиждется правление тщеславного и недалёкого правителя.

Послание Котошихина, судя по всему, вручилось Яну Казимиру «честно», но «доброго» ответа от него не воспоследовало. Напрасно Котошихин считал канцлера Великого княжества Литовского плохим дипломатом. Христофор Пац передал обращение москаля по назначению, но снабдил его своими комментариями. Комментарии были убийственными: Котошихин – мелкая сошка в приказном хозяйстве московского царя, пытающийся выдать себя за важную персону. Всё, о чём бывший дьяк пытается поведать его величеству, не представляет собой никакого секрета, во всяком случае, для Христофора Паца. Его собственные лазутчики снабжают его канцелярию куда более интересными сведениями о московитах.

Почему канцлер поступил таким образом?

Во-первых, перебежчики и раньше не вызывали у него симпатий уже только по одной причине, что изменивши своему царю, они всегда могут изменить и чужому королю.

Во-вторых, канцлер вёл негласные переговоры с Ордин-Нащокиным, которые были настолько важными для заключения мира, что Котошихин и его тайны не шли с ними ни в какое сравнение.

В-третьих, судьба Гришки на этих переговорах предрешалась самым неудачным для него способам: после заключения мира все пленные и беглецы должны будут возвращены московскому правительству.

Поэтому для Яна Казимира не имело никакого смысла втягиваться с какой-то тёмной личностью в недостойные игры, которые могут потом сильно навредить в сношениях с Москвой. Пац рекомендовал королю оставить пока обращение Котошихина без ответа, а все его просьбы – без последствий. Достаточно будет и того, что канцлер уже выделил ему на проживание сто рублей. Если обстановка изменится, к услугам Котошихина можно будет всегда вернуться.

Ян Казимир, подозревая всех литовцев в сепаратизме и измене, редко когда верил им, но в данном случае был вынужден признать все доводы канцлера разумными. Впрочем, королю на самом деле было не до Котошихина и его секретов, потому что снова испортились отношения со шведами. Причиной этого были всё те же его претензии на шведскую корону, к которым он постоянно возвращался и которые казались ему куда более обоснованными, чем у своего малолетнего двоюродного племянника Карла XI. Его агенты в Стокгольме снова потерпели поражение от канцлера Делагарди, ревностно защищавшего права малолетнего Карла Одиннадцатого и внимательно следившего за каждым шагом польского короля Юхана Казимира26.

Понятное дело: Делагарди не дурак, чтобы спустя рукава наблюдать за тем, как претендент делает подкоп под трон. Действия всех регентов диктуются лишь одним правилом: продержаться на вершине власти как можно дольше. Для них совершеннолетие королевского наследника хоть бы не наступало вовсе, но именно благодаря ему он вознёсся на высшую ступень власти в Швеции.

Котошихин, уставший ждать ответа из Варшавы, попросился, наконец, за стены вильнюсского замка, чтобы начинать как-то устраивать свою эмигрантскую жизнь. Секретарь Паца, к которому он пришёл на приём, неожиданно ответил, что не видит к этому препятствий и что «пан Котошихин может хоть сейчас выйти в город и делать всё, что ему заблагорассудится».

Котошихину заблагорассудилось сменить сперва фамилию и имя, и секретарь поинтересовался, какую фамилию пан Котошихин хотел бы принять. Пан Котошихин сказал, что он желал бы взять себе прозвище «Селицкий».

– Селицкий? Почему Селицкий? – поинтересовался литовец.

– К нам на переговоры в Дуровичи приезжал польский шляхтич Григорий Селицкий. Годами и обличьем сей шляхтич зело близок мне.

– Селицкий так Селицкий, – согласился секретарь, – только возьмите себе другое имя. А то, не ровен час, встретится тебе али ещё кому настоящий Селицкий…

Гришка, не раздумывая, положил себя называть Яном Александром: Александром он будет прозываться ежедён и ежечас, а Ян – так, для довеска. Какой же он будет шляхтич без этой прибавки? В подтверждение этой договорённости секретарь на следующий день выдал Гришке универсал, в котором говорилось, что «предъявитель сего, пан Ян Александр Селицкий, находится под покровительством польской короны и волен свободно селиться и передвигаться как в Великом Литовском княжестве, так и в Польском королевстве».