Азиатская книга

Пока мы сидим перед телевизором, моя дочь Соня учит свою подругу Элису считать до десяти по-русски, а та ее — счету на фарси. Йек, до, сэ, чахар, пандж, шиш, хафт, хашт… Мне это по душе. Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий я всегда бросаюсь учить новый язык. Фарси — одиннадцатый по счету. И первый, для изучения которого необходимо освоить новый, отличный от кириллицы и латиницы алфавит (ни c корейским хангылем, ни с амхарской письменностью у меня толку не вышло). Алфавит — это отдельный челлендж. Но я упорен: два раза в неделю занимаюсь с преподавателем в зуме, плюс домашняя работа и ежедневное прослушивание аудиокурсов. Если уж учить, то всерьез. Моя учительница Махназ — иранка, живущая на Сицилии. Спрашивает: «А у вас там есть знакомые иранцы?» Я объясняю, что живу на Лонг-Айленде, где расположилась одна из самых больших иранских общин в Америке. Тут и магазины есть, и рестораны, и культурные мероприятия. И — да, конечно, персоязычные друзья и знакомые. «Везет вам, — вздыхает Махназ, — а у нас тут ничего нет. Ни общения, ни магазинов. Наши знакомые итальянцы все уверены, что персидская кухня — это хумус и бабагануш».

Есть такая теория: после пятого или шестого языка все последующие даются гораздо легче. Дескать, тому, кто учил десять языков, освоить одиннадцатый — раз плюнуть. Может, для кого-то это и так, для меня — точно нет. После полугода усилий я читаю на уровне двоечника-первоклашки. Из еженедельного списка новых слов запоминаю процентов десять, да и те тут же забываю. С грамматикой… Казалось бы, грамматика — это еще полбеды, индоевропейский язык все-таки. Но как не запутаться в глаголах? Во всех этих «шенидан», «нешастан», «шостан»[216]? Или, скажем, как запомнить, где используется вспомогательный глагол «кардан», где «задан», где «шодан», а где «додан»? Черт ногу сломит! И все же, все же… Никогда бы не поверил, что однажды начну понимать арабскую вязь; буду хоть и со скоростью улитки, но все же читать «Маснави», учить наизусть рубаи Хайяма в оригинале:

Ин йек до се руз набате омр гезашт,

Чон аб бе джойбар-о чон бад бе дашт,

Харгез гома до руз на ма ра яд нагашт

Рузи ки наямадаст-о рузи ки гезашт[217].

В двадцать пять все усваивается автоматически, а в сорок пять уже требуются мнемонические шпаргалки. Например, слово «дашт» (поле, луг) я помню, потому что одного из наших коллег-нейрохирургов зовут Фархад Дашти. Стало быть, по-русски его фамилия была бы Луговой. Впрочем, стихи сами по себе — мнемоническая шпаргалка: рифма, размер. Программа изучения фарси включает в себя и затверживание классических бейтов. Без этого никак, ведь поэзия — не только великое прошлое персидской культуры, но и современный модус коммуникации. Вставлять цитаты из Фирдоуси, Хайяма или Хафиза в повседневную речь — обычная практика среди образованных иранцев; их цитируют телеведущие и депутаты меджлиса, чиновники и офисные работники. Это часть языка, без этого фарси непредставим. Так же как и без всех этих велеречивых, избыточно почтительных оборотов и фразеологизмов, тесно связанных с иранским этикетом «таароф». Бросая «ничего страшного» в ответ на извинение за какой-нибудь мелкий проступок, ты говоришь «фадайе саарет», что в дословном переводе означает «да будет это жертвой ради твоей головы». Фраза «фадат шам», означающая что-то вроде «готов пожертвовать собой ради тебя», употребляется в качестве ласково-фамильярного обращения или вместо слова «пожалуйста». «Фадат шам, подойди сюда». «Принеси мне стакан воды, фадат шам». А фраза «горбунет берам», означающая примерно то же самое, что «фадат шам», может быть использована вместо «спасибо» или «до свиданья». Когда приглашают кого-нибудь в гости, говорят: «Гадаметун руйе чешм» («Да пройдут ваши стопы по моим глазам»). На вопрос «Ничего, что я к вам спиной?» отвечают: «Гол пошт о ру надаре» («У цветка нет ни переда, ни зада»).